Блатов, Николай Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Александрович Блатов
Дата рождения:

1875(1875)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

1942(1942)

Место смерти:

Ленинград

Научная сфера:

бухгалтерский учёт

Николай Александрович Блатов (18751942) — представитель советской бухгалтерской мысли, профессор. Создал модель потоков ценностей в хозяйстве, получившую название «квадрат профессора Блатова», которая определяет и план счетов, и их корреспонденцию[1].





Биография

Николай Александрович Блатов родился в апреле 1875 года в Санкт-Петербурге, в крестьянской семье. Его отец был крестьянин Ярославской губернии Даниловской области, работал маляром и лепщиком, а затем, получив некоторое образование, вступил в Полуярославскую биржевую артель и до конца жизни был артельщиком. Мать Блатова — полуграмотная мещанка.

В 14 лет Блатов окончил Рождественское городское училище, а в 17 лет по конкурсу поступил в Петербургский учительский институт и окончил его в 1895 году.

В 1898 году он окончил физико-математический факультет Петербургского университета, он был в университете вольнослушателем и совмещал учебу с преподаванием в Гатчинском Городском Училище.

Осенью 1898 года Н. А. Блатов переехал в город Тифлис, стал преподавать в Александровском учительском институте Тифлисского коммерческого училища и Торговой школы.

С 1902 года Блатов начал изучать бухгалтерский учёт, а в 1903 году сдал экзамен Особой Квалификационной Комиссии при учебном отделе Министерства финансов на право преподавания учёта и калькуляции во всех учебных заведениях.

С 1907 года по 1918 год он работал преподавателем Петровского коммерческого училища, одновременно преподавал на Высших курсах Общества Содействия Коммерческому Образованию.

Ко времени революции Блатов был отцом собственного семейства, известным преподавателем, автором книг прикладного характера.

Во время войны он был привлечен к работе в органах, снабжавших продовольствием армию, а затем и гражданское население. В первые годы советской власти он возглавил аттестационную комиссию счетных работников на бирже труда. В то время квалификацию бухгалтера определяли на собеседовании. Н. А. Блатов был строгим экзаменатором, он практически не допускал к бухгалтерской работе женщин, так как считал, что «Они хоть и непьющий народ, но очень много разговаривают, что мешает поиску нужного дебета и кредита».

В июне 1918 года Блатов был делегирован Наркоматом Продовольствия в Киев в качестве эксперта при делегации Российской Советской Республики. В Киеве он был лектором коммерческих курсов в Арсенале при Киевском Народном Университете, а в 1920 году переехал в Армавир, где работал в Армавирском Совнархозе заведующим Финансово-Счетным отделом и преподавал на Областных бухгалтерских курсах. В 1921 году Блатов вернулся в Петроград и стал преподавать в Петроградском Институте Народного хозяйства, а в конце 1922 года стал профессором. В 1926 году его утвердили на должность заведующего кафедры Промышленного учёта и Калькуляции Института Народного хозяйства, преобразованного в Ленинградский Инженерно-Экономический Институт имени товарища Молотова.

С 1 ноября 1930 года по 1 января 1932 года Блатов был заведующим Кафедрой Промучёта Научно-исследовательского Сектора Института, здесь им была проделана большая научно-исследовательская работа «Организация учёта производства и калькуляции на Невском Машиностроительном Заводе имени Ленина». Великая Отечественная Война застала Блатова в Ленинграде, перед блокадой эвакуироваться успела только его старшая дочь. Николай Александрович с младшей дочерью и внуком остались в Ленинграде. Блатов не пережил блокады, умерев от голода. Его похоронили в общей могиле на Пискаревском кладбище в Ленинграде.

Научные достижения

Блатов рассматривал бухгалтерский баланс как следствие двойной записи, на то время ему принадлежала наиболее полная классификация балансов. Он выделил следующие виды балансов:

  • по источникам составления: инвентарный, книжный, генеральный,
  • по сроку составления: вступительный, операционный, ликвидационный,
  • по объему: простой, сводный, сложный,
  • по полноте оценки: брутто, нетто,
  • по содержанию: оборотный, сальдовый
  • по форме: односторонний, двусторонний, шахматный[2].

Создал модель потоков ценностей в хозяйстве, получившую название «квадрат профессора Блатова», которая определяет и план счетов, и их корреспонденцию[1].


Основные работы

  • Блатов Н.А. Баланс промышленного предприятия и его анализ. — Л., 1940.
  • Блатов Н.А. Балансоведение (Курс общий). — Л., 1930.
  • Блатов Н.А. Основы промышленного учёта и калькуляции. — М., 1939.
  • Блатов Н.А. Коммерческая корреспонденция: Руководство для коммерческих учебных заведений и самообучения. — Спб., 1912.

Прочие работы:

  • 1924 год — «Особенности счетоводства в червонном исчислении»;
  • 1924 год — «Счетоводство форм и организаций хозяйства. Особенности счетоводства единоличных, товарищеских, акционерных, кооперативных, общественных и государственных хозяйств, трестов, синдикатов и различных типов организации хозяйства»;
  • 1924 год — «Счетоводство акционерных обществ»;
  • 1924 год — «Счетоводство общественных хозяйств»;
  • 1926 год — «Основы общей бухгалтерии в связи с торговым, промышленным и сметным счетоводством»;
  • 1928 год — «Счетоводство товариществ, акционерных обществ и трестов. (Учет капиталов и результатов)»;
  • 1935 год — «Основы промышленного учёта»;
  • 1939 год — «Основы промышленного учёта и калькуляции»;

Напишите отзыв о статье "Блатов, Николай Александрович"

Примечания

  1. 1 2 [www.vseslovari.com.ua/buh/page/blatov_nikolay_aleksandrovich_1875-1942.577/ Блатов, Николай Александрович (1875-1942)]. Большой бухгалтерский словарь. Проверено 6 января 2012. [www.webcitation.org/6AVuFn35t Архивировано из первоисточника 8 сентября 2012].
  2. [edu.dvgups.ru/METDOC/EKMEN/BU/ISTOR_BU/LEK/L8.HTM Лекция 8. Бухгалтерский учет в СССР] (рус.). Проверено 6 января 2012. [www.webcitation.org/6B8eCHYsV Архивировано из первоисточника 3 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Блатов, Николай Александрович

– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.