Блиох, Яков Моисеевич
Поделись знанием:
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
Яков Блиох | ||
Профессия: | ||
---|---|---|
Награды: |
|
Яков Моисеевич Блиох (1895, Тамбов — 5 июля 1957, Москва) — советский, российский кинорежиссёр, деятель советского кинематографа.
Биография
Окончил реальное училище в Тамбове. В годы Гражданской войны — на политработе в Красной армии. Член КПСС с 1918 года[1]. С 16 марта по 23 апреля 1920 года был комиссаром 14-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии, затем 19-го кавалерийского полка её же 4-й кавалерийской дивизии. В 1923 году был награждён орденом Красного Знамени[2], а 11.01.1935 г. орденом Ленина. С 1924 года — в кинематографе, директор кинофабрики «Госкино», в 30-х годах — Одесской киностудии, в 40-х годах — Свердловской киностудии.
Фильмография
Режиссёр
- 1928 — Шанхайский документ[3]
- 1931 — За фронтом фронт (Первая Конная)[4]
- 1932 — За качество — совм. с С. Д. Бубриком
- 1932 — Пятнадцатая годовщина Октября — совм. с С. Д. Бубриком
- 1934 — Боец за дело коммунизма
- 1934 — День скорби и гнева
- 1935 — С. М. Киров
- 1937 — Серго Орджоникидзе — совм. с Д. Вертовым, Е. И. Свиловой[5]
Директор
- 1925 — Броненосец «Потёмкин»[6]
Напишите отзыв о статье "Блиох, Яков Моисеевич"
Примечания
- ↑ [istoriya-kino.ru/kinematograf/item/f00/s00/e0000319/index.shtml БЛИОХ Яков Моисеевич] Кино: Энциклопедический словарь/Гл. ред. С. И. Юткевич; Редкол.: Ю. С. Афанасьев, В. Е. Баскаков, И. В. Вайсфельд и др.- М.: Сов. энциклопедия, 1987.- 640 с., 96 л. ил.
- ↑ [kdkv.narod.ru/WW1/Spis-BKZ-02B.html Сборник лиц, награждённых орденом Красного Знамени и Почётным революционным оружием]. — М.: Госвоениздат, 1926.
- ↑ [krasnoe.tv/node/15730 Шанхайский документ (СССР, 1928 г.)]
- ↑ [kino-sozvezdie.narod.ru/kinozapiski.html См. здесь]
- ↑ [www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=2&e_movie_id=9208&let=С Энциклопедия отечественного кино]
- ↑ www.prokhorovfund.ru/anonses/retrospektiva_fil_mov_sergeja_ejzenshtejna/
Ссылки
- [www.vvedenskoe.pogost.info/displayimage.php?pos=-17489 Похоронен на Введенском кладбище]
Отрывок, характеризующий Блиох, Яков Моисеевич
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.