Блос, Вильгельм Йозеф

Вильгельм Йозеф Блос
Барельеф Вильгельма Блоса на его могильной плите

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Вильгельм Йозеф Блос (нем. Wilhelm Josef Blos; 5 октября 1849, Вертхайм, — 6 июля 1927, Каннштатт) — немецкий журналист, писатель и политик.

Биография

Юность

Отец Вильгельма, сельский врач Алоис Блос, умер, когда Вильгельму было 7 лет. Появившийся впоследствии у Вильгельма отчим непрестанно издевался над ним, и с 14 лет он жил у бабушки с дедушкой (позднее Блос подал в суд на отчима, обвинив того в получении наследства обманным путём, и выиграл дело). В 1868 году после получения аттестата зрелости поступил во Фрайбургский университет, где изучал историю и германистику.

Начало политической и журналистской деятельности

Проучившись в университете три семестра, Блос покинул университет из-за безденежья и стал журналистом. До 1875 года работал в различных журналах, в том числе социал-демократических. Во время работы в Konstanzer Volksfreund он был обвинен в нарушении законов о прессе. В 1872 году в Нюрнберге вступил в Социал-демократическую рабочую партию. В Айзенахе познакомился с Августом Бебелем, Вильгельмом Либкнехтом, Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. После ареста Бебеля, Либкнехта и Адольфа Хепнера Блос вынужден был взять на себя редактирование партийного журнала Volksstaat (в 1874 году был вновь обвинен в нарушении законов о прессе и приговорен к трем месяцам лишения свободы). В 1875 году он основал в Майнце сатирический еженедельник Mainzer Eulenspiegel, но вскоре был снова заключен в тюрьму.

Гамбург

С осени 1875 года Блос работал во вновь созданной Hamburg-Altonaer Volksblatt. До 1880 года занимал пост редактора (совместно с рабочим поэтом Якобом Аудорфом); также совместно с Игнацем Ауэром возглавлял газету Gerichtszeitung.

В 1877 году Блос стал членом рейхстага от княжества Рёйсс (старшей линии), и пробыл там один год. В дальнейшем представлял в рейхстаге Брауншвейг (в 1881—1887, 1890—1906 и 1912—1918 годах).

19 октября 1878 года рейхстагом был принят Исключительный закон против социалистов, в результате чего закрылись многие социал-демократические издания. В более либеральном Гамбурге исполнение этого закона затянулось. В 1879 году Блос при поддержке издателя И. Г. В. Дица основал сатирический журнал Der Wahre Jacob (вышло лишь 12 номеров). После введения 29 октября 1880 года ограниченного осадного положения Блос, Ауэр и другие социал-демократы были уволены из имперских ведомств Гамбурга и Пруссии.

Штутгарт

В 1882 году Блос переехал в Штутгарт, где социал-демократов преследовали менее строго, и участвовал в организации журнала Die Neue Zeit. Он пытался сместить с поста главного редактора Карла Каутского, считая его излишне радикальным, но это Блосу не удалось. В 1884 году Блос возглавил газету Berliner Volksblatt как подставной редактор, несущий ответственность в случае судебных преследований. В том же году Блос и Диц возобновили выпуск Der Wahre Jacob. До 1887 года Блос был главным редактором, а также написал большое количество статей, сатир и стихотворений — иногда используя псевдонимы «А. Титус» и «Ганс Флукс».

В 1890 году Исключительный закон был отменен, после чего Блос покинул Berliner Volksblatt. В связи с изменившейся обстановкой в стране прежняя политика социал-демократов стала неприемлема для Блоса, который с этого момента выступал за союз с Национал-либеральной партией и зарекомендовал себя как реформист.

Кроме парламентской деятельности, Блос занялся литературным трудом. Он опубликовал несколько романов социально-критической направленности, автобиографическую книгу Denkwürdigkeiten eines Sozialdemokraten («Мемуары социал-демократа»), но особое внимание уделил популяризаторским работам по истории рабочего движения, желая ознакомить с социал-демократическими взглядами как можно более широкий круг читателей.

В 1905 году женился на Анне Томашевской.

Вюртембергский государственный президент

После Ноябрьской революции 9 ноября 1918 года Блос возглавил правительство Свободного народного государства Вюртемберг как министр-президент (с 1919 года именовался государственным президентом), а также стал министром иностранных дел. То, что выбор пал на Блоса, скорее всего, объяснялось его умеренной политической позицией, обеспечившей ему поддержку как радикальных социал-демократов и буржуазии, так и социал-демократов и представителей Советов. Правительство было сформировано только из социал-демократов и независимых социал-демократов. 11 ноября в правительство Блоса вошли также представители буржуазных партий. 30 ноября король Вюртемберга Вильгельм II отрекся от престола. 12 января 1919 года состоялись выборы в Учредительное собрание, которое утвердило Блоса в должности. 6 июня 1920 года прошли выборы в ландтаг первого созыва. Социал-демократы получили на них 16,1 % голосов, заняв тем самым лишь 3-е место, и 23 июня Блос ушел в отставку, передав власть Иоганнесу фон Хиберу.

Остаток жизни провел в качестве частного лица, продолжая литературную деятельность.

Сочинения

• (как A. Titus) Der König von Corsika. Eine romantische Dichtung. — Hamburg: Kriebel, 1881.
• Die Französische Revolution. Volksthümliche Darstellung der Ereignisse und Zustände in Frankreich von 1789—1804. — Stuttgart: Dietz, 1888.
• Das Ende vom Lied. Sozialer Roman. — Dresden: Minden, 1892.
• Die Deutsche Revolution. Geschichte der deutschen Bewegung von 1848 und 1849. — Berlin: Dietz, 1893.
• Die Geächteten. Sozialpolitischer Roman aus der Zeit des Sozialistengesetzes. — Frankfurt am Main: Buchh. Volksstimme Maier, 1907.
• Badische Revolutionsgeschichten aus den Jahren 1848 und 1849. — Manheim: Partei-Buchhandlung, 1910.
• Die neue Aera. — Berlin: Internat. Korrespondenz, 1916.
• Denkwürdigkeiten eines Sozialdemokraten. (Band 1: München, 1914; Band 2: München, 1919). ([www.zeno.org/Kulturgeschichte/M/Blos,+Wilhelm+Joseph/Denkw%C3%BCrdigkeiten+eines+Sozialdemokraten online])
• Wilhelm Blos. Zur Marxfeier. // In: «Sozialistische Monatshefte». Band 24, Heft 8, 1918, Ausg. vom 1. Mai 1918, S. 404—406 ([library.fes.de/cgi-bin/somo_mktiff.pl?year=1918&pdfs=1918_0404x1918_0405x1918_0406&verz=1918/1918-05-01 online])
• mit Paul Hahn: Denkwürdigkeiten aus der Umwälzung. Stuttgart: Bergers Literar. Büro u. Verlagsanst., 1923.
• Von der Monarchie zum Volksstaat. Zur Geschichte der Revolution in Deutschland insbesondere in Württemberg. 2 Bände. — Stuttgart: Bergers Literar. Büro u. Verlagsanst., 1922—1923.
• Florian Geyer. Lebens- und Charakterbild aus dem großen Bauernkrieg. — Berlin: Dietz, 1924.
• Der Untergang des Frankfurter Parlaments. — Frankfurt (Main): Societaets-Druckerei, 1924.

Издания на русском языке

• Французская революция. Изложение событий и общественного состояния во Франции от 1789 до 1804 года. СПб: Паллада, 1906.
• Германская революция. История движения 1848—1849 в Германии, 2 изд., М., 1922.

Литература

• Ege, Konrad. Karikatur und Bildsatire im Deutschen Reich. Der «Wahre Jacob» Hamburg 1879/80, Stuttgart 1884—1914; Mediengeschichte, Mitarbeiter, Chefredakteure, Grafik. — Münster und Hamburg: Lit, 1992. — ISBN 3-88660-807-7.
• Krause, Horst. Wilhelm Blos. Zwischen Marxismus und demokratischem Sozialismus in Geschichtsschreibung und Politik. — Husum: Matthiesen, 1980 (= Historische Studien, Band 438). — ISBN 978-3-7868-1438-2.
• Raberg, Frank. Biographisches Handbuch der württembergischen Landtagsabgeordneten 1815—1933. — Stuttgart: Kohlhammer, 2001. — ISBN 3-17-016604-2. — S. 82.
• Rieber, Christof. Wilhelm Blos (1849—1927) // Siegfried Bassler (Hrsg.): «Mit uns für die Freiheit. 100 Jahre SPD in Stuttgart». — Stuttgart, 1987. — S. 170—174.
• Wilhelm und Anna Blos. — Stuttgart: SPD-Landesverb. Baden-Württemberg, 1977.

Отрывок, характеризующий Блос, Вильгельм Йозеф

Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.