Блум, Юхан
 |
В этой биографической статье не указана дата рождения. Вы можете помочь проекту, добавив дату рождения в текст статьи.
|
| Юхан Блум | |
| швед. Johan Blom | |
| Имя при рождении: |
Johan Henrik Blom |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
| Гражданство: | |
| Стиль: |
рококо, неоклассицизм |
Юхан Хенрик Блум (швед. Johan Henrik Blom; ? Великое герцогство Финляндское — 1805, Санкт-Петербург, Российская империя) — известный финский ювелир XVIII века, поставщик российского императорского двора.
Биография
Родился во второй четверти XVIII века в Великом герцогстве Финляндском.
Обучался ювелирному делу в Выборге. В 1760 году приехал в Санкт-Петербург, где в 1766 году получил статус мастера, вступил в гильдию золотых и серебряных дел и открыл собственную мастерскую.
Изготовленный им в 1773 году серебряный кофейный сервиз хранится в экспозиции Метрополитан-музея (США).[1]
В 1780 году мастер изготовил великолепную супницу для сервиза «Прометей», которую императрица Екатерина II использовала для обедов на природе в духе Руссо. Супница имеет круглую форму, подставку и выполнена в стиле французского неоклассицизма.
Блум работал также в паре с другим финским мастером — Самуэлем Мальмом, вместе с которым они изготовили ряд великолепных чайных и кофейных сервизов. В менее значительных работах, предназначенных для широкого употребления, мастера часто использовали старый стиль рококо: чайники делались круглой формы по образцу китайского фарфора, а грушевидные кофейники выполнялись в стиле рококо. Предметы имели массивный вид, обладали значительной прочностью и обильно золотились.[2]
См. также
Напишите отзыв о статье "Блум, Юхан"
Примечания
- ↑ [www.metmuseum.org/toah/works-of-art/47.51.1-.5 Tea and coffee service, 1773 Johan Henrik Blom (Finnish, active 1766—1805) Russian; Saint Petersburg] (англ.)
- ↑ [www.metmuseum.org/Collections/search-the-collections/120014897?rpp=20&pg=1&rndkey=20120807&ft=*&where=Saint+Petersburg&what=Gilt&pos=11 Coffeepot (Part of Set) Johan Henrik Blom] (англ.)
Отрывок, характеризующий Блум, Юхан
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
