Блэкберн Олимпик

Блэкберн Олимпик
Полное название	Blackburn Olympic Football Club
Прозвища	Светло-синие (The Light Blues)
Основан	1878
Расформирован	1889
Стадион	Хоул-ис-Уолл Блэкберн
Соревнование	нет
1888/89 (последний сезон)	? место в Комбинации
Основная форма Гостевая форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1878 годуК:Футбольные клубы, расформированные в 1889 годуК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Блэкбе́рн Оли́мпик» (англ. Blackburn Olympic F.C.) — английский футбольный клуб из города Блэкберн, графство Ланкашир. Просуществовав лишь чуть более десяти лет во второй половине XIX века, клуб внёс довольно существенный вклад в развитие футбола в Англии: среди клубов-победителей Кубка Англии он был первым клубом с севера страны и первым состоявшим из игроков рабочего класса. Ранее самый старый клубный турнир мира выигрывался только любительскими клубами, состоящими из выходцев из богатых слоёв общества (как правило, лондонского). Победа «Олимпика» стала поворотным пунктом в превращении футбола из забавы высшего класса в профессиональный спорт.

Клуб был образован в 1878 году и поначалу принимал участие лишь в незначительных местных соревнованиях. В 1880 году «Олимпик» впервые принял участие в Кубке Англии, а три года спустя в финале победил «Олд Итонианс». «Олимпик», однако, был в не состоянии конкурировать с богатыми клубами профессиональной лиги и в 1889 году был расформирован.

Большинство домашних матчей «Блэкберн Олимпик» проводил на стадионе «Хоул-ис-Уолл Блэкберн», названном так в честь прилегающего паба. С 1880 года игроки выступали в голубых футболках и белых трусах.

История

Формирование и ранние годы

Современный футбол появился в на юге Англии в 1860-х годах, в него тогда играли, в основном, команды, состоявшие из представителей высших слоёв общества: выпускники элитных частных школ и университетов Оксфорда и Кембриджа. Однако в следующем десятилетии игра распространилась и на промышленные города севера. В Блэкберне в 1877 году было более десятка активных футбольных клубов. «Блэкберн Роверс», основанный в 1875 году, обычно считается среди них ведущим .

«Блэкберн Олимпик» был основан в феврале 1878 года, когда команды «Блэк Стар» и «Джеймс-стрит» решили объединиться. Название было выбрано Джеймсом Эдмондсоном, вероятно, под впечатлением от последних известий о раскопках в Греции, связанных с Олимпийскими играми. Первый матч новый клуб сыграл 9 февраля 1878 года и победил со счётом 2:0 команду «Сант-Джонс». В апреле клуб принял участие в своём первом турнире, Livesey United Cup, и выиграл его, обыграв в финале команду «Сант-Маркс»; а так как этот турнир более не проводился, трофей остался у клуба навечно. В последующие два сезона клуб играл товарищеские матчи и принимал участие в Blackburn Association Challenge Cup — турнире на выбывание для городских команд, проводимом городской футбольной организацией; «Олимпик» выиграл этот кубок в 1879 и 1880 годах. Затем этот турнир прекратился, так как Блэкбернская ассоциация стала частью большей Футбольной ассоциации графства Ланкашир.

В 1880 году администрация решила, что клубу следует принимать участие в более значительных соревнованиях, и «Олимпик» дебютировал в Большом кубке Ланкашира и Кубке Англии. В первом для клуба матче Кубка Англии «светло-синие» потерпели поражение 5:4 от «Шеффилда», в следующем сезоне команда вновь проиграла в первом раунде Кубка Англии, на сей раз клубу «Дарвен».

Период подъёма

В Кубке Англии 1882/83 «Олимпик» победил ланкаширские клубы «Аккрингтон», «Ловер Дарвен», «Дарвен Рамблерс» и «Черч». В пятом круге соревнования «светло-синие» обыграли валлийскую команду «Друидс» из Руабона со счётом 4:1. В полуфинале «Олимпик» победил клуб «Олд Картусианс» из Южной Англии со счётом 4:0 на нейтральном стадионе в Манчестере. В финале ему предстояло сыграть с «Олд Итонианс». До этого «Итонианс» победил конкурентов «Олимпика» — «Блэкберн Роверс» — в финале кубка годом ранее.

Перед финалом бывший игрок сборной Англии Джек Хантер, который с 1882 года выполнял в клубе роли и игрока, и тренера, предложил отправить команду в Блэкпул для специальной подготовки на несколько дней. Подобные действия никогда ранее клубом не предпринимались, поэтому предложение было сочтено весьма новаторским.

«Итонианс» открыли счёт в финале, когда Гарри Гудхарт забил гол в первом тайме, однако во второй половине Артур Мэтью сравнял счёт. Вскоре после этого Артур Данн получил травму и был вынужден покинуть поле, а так как замены тогда не разрешались, «Итонианс» остались в меньшинстве до конца матча. Основное время закончилось вничью. Согласно регламенту Кубка Англии, дополнительные тридцать минут могли играться в случае ничьей по усмотрению судьи. Пылкое настроение болельщиков побудило капитанов продолжить игру, и они попросили об этом рефери. Примерно на 20-й минуте дополнительного времени Джимми Костли забил гол, получив пас от Джона Йетса.

После возвращения команды в Блэкберн игроки приняли участие в праздничном параде и торжественном собрании, на котором, по некоторым сообщениям, капитан команды Альберт Уорбертон провозгласил: «Сердечно приветствуем Кубок в Ланкашире. Ему у нас будет хорошо, и он никогда не вернётся в Лондон» («The Cup is very welcome to Lancashire. It’ll have a good home and it’ll never go back to London»).

Однако, на юге победа «Олимпика» над одним из крупных любительских клубов вызвала ужас. В то время Футбольная ассоциация Англии, руководящий спортивный орган, запрещала выплачивать зарплату игрокам. Несмотря на это, рабочие клубы, особенно те, которые были основаны в Ланкашире, подозревались в выплатах денег игрокам, по крайней мере, ещё с 1876 года. В свете громких побед «Олимпика», журналисты и должностные лица, связанные с южными любительскими клубами, стали призывать ассоциацию исследовать финансы северных клубов. В первую очередь, обсуждались случаи, когда игрок переезжал из одного города в другой, казалось бы, с одной целью — играть в футбол за новую команду. К примеру, чтобы присоединиться к «Олимпику» Джек Хантер переехал из Шеффилда. В конечном итоге, в отношении «Олимпика» не было принято никаких мер, хотя были наказаны другие клубы, в том числе, «Престон Норт Энд», который был исключён из розыгрыша кубка Англии.

Упадок и крах

В следующем сезоне клуб снова дошёл до полуфинала кубка Англии, как и «Блэкберн Роверс». В результате жеребьёвки в одном матче, на глазах у 16 000 болельщиков сошлись «Куинз Парк» и «Олимпик», а в другом «Роверс» и «Ноттс Каунти». В итоге «Олимпик» проиграл 4:0 своим шотландским оппонентам. Клуб подал апелляцию в Футбольную ассоциацию на основании того, что им помешали выбегающие на поле зрители, но результат остался прежним. «Роверс», выигравший «Ноттс Каунти», тоже проиграл команде «Куинз Парк» в финале.

Клуб никогда больше не сумел достигнуть такого успеха. В сезоне 1884/85 «Олимпик» проиграл во втором раунде кубка Англии своим соседям «Роверс», которые утвердили своё положение ведущей команды города.

Угроза раскола севера и юга была предотвращена в 1885 году, когда Ассоциация решила легализовать профессионализм. «Олимпику» было трудно конкурировать за зрителей и спонсоров с более успешной командой «Роверс». В 1886 году комитет клуба был вынужден сократить зарплаты игроков на четверть от того, что предлагал «Престон Норт Энд». В связи с этим многие ключевые игроки ушли из команды и быстро подписали контракты с богатыми клубами.

Футбольная лига была сформирована в 1888 году. Сразу же было введено правило, что к ней может присоединиться только один клуб из каждого города или пригорода. Из Блэкберна был выбран «Роверс». Часть не приглашённых в лигу клубов, в том числе «Олимпик», сформировали альтернативную лигу — Комбинацию. Однако соревнования в ней были плохо организованы, в них приняли участие только несколько клубов, и до конца сезона эта лига распалась.

В начале 1889 года руководство клуба объявило, что, по причине больших задолженностей, все контракты с профессиональными игроками будут расторгнуты с немедленно, и что клуб будет в дальнейшем использовать только игроков-любителей. Эта отчаянная мера была принята слишком поздно и не могла спасти клуб, который закрылся в сентябре 1889 года. Последним матчем «Блэкберн Олимпик» стала игра с «Эвертоном», завершившаяся поражением клуба.

Игроки

Хокинг Уорд Варбуртон Хантер Гибсон Эстли Ятс Дьюхерст Костли Мэтью Уилсон

Приблизительная стартовая расстановка игроков.

Состав, который в 1883 году выиграл Кубок Англии, полностью состоял из родившихся в Англии игроков.

Джеймс Уорд был единственным игроком, который играл за сборную, когда ещё был в составе клуба, — он сыграл свой единственный матч со сборной Уэльса.

Клубные цвета

В начале существования клуба игроки обычно носили жёлтые футболки, и правила, касающиеся футбольной формы, тогда были менее жёсткими. Поэтому полузащитник Томми Гибсон настоял на ношении, якобы везучих, янтарных футболок. Когда клуб впервые получил право выступать в Кубке Англии в 1880 году, и по правилам все игроки в команде должны были носить форму одинакового цвета, было выбрано сочетание светло-голубых футболок и белых шорт. Когда произошло совпадение цветов с противниками, были выбраны тёмно-синие футболки и белые шорты.

Должностные лица

В XIX веке не было понятия «тренер», но некоторые современные источники называют главным тренером клуба Джека Хантера. Основной деятельностью Хантера было обучение игроков, а в последние годы клуба он также возглавил поиск и подписание контрактов с перспективными игроками-любителями. Сидней Йетс занимал должность президента, а его брат Фред — пост председателя комитета клуба. Большинство административных решений клуба принималось секретарём, Биллом Брамхэмом.

Стадион

Первый матч «Олимпика» состоялся на поле, принадлежавшем блэкбернскому клубу крикета, расположенному в сельской местности. В течение первых полутора лет существования, «Олимпик» проводил домашние игры в различных местах Блэкберна, в том числе «Роу Ли» и «Коб Уолл». В 1879 году комитет клуба арендовал «Хоул-ис-Уолл Блэкберн». Это место ранее использовалось другим клубом — «Куинз Оун», но теперь было свободно, так как команда была расформирована, а большинство игроков присоединились к «Олимпику».

Максимальное количество болельщиков было зафиксировано в ноябре 1884 года в матче с командой «Престон Норт Энд» — 10 000 человек, но обычно матчи «Олимпика» посещали от 1000 до 2000 зрителей.

Достижения

Клуб выиграл следующие трофеи:

• Кубок Англии по футболу — 1883
• East Lancashire Charity Cup — 1882
• Blackburn Association Challenge Cup — 1879, 1880
• Livesey United Cup — 1878

Единственным соревнованием, в котором клуб участвовал, но не победил, был Большой кубок Ланкашира.

Дерби

Главным соперником в Блэкберне для «Олимпика» был «Блэкберн Роверс». Первый матч между двумя этими клубами состоялся в феврале 1879 года, тогда «Олимпик» выиграл 3:1. Клубы играли друг с другом около сорока раз, но «Олимпик» выиграл только шесть из них. В заключительном матче в феврале 1889 года «Роверс» выиграл 6:1.

Литература

• Davies, Hunter. Boots, Balls and Haircuts: An Illustrated History of Football from Then to Now. — Cassell Illustrated, 2003. — ISBN 1-8440-3261-2.
• Phythian, Graham. Shooting Stars: The Brief and Glorious History of Blackburn Olympic 1878—1889. — SoccerData, 2007. — ISBN 1-89946-883-8.
• Warsop, Keith. The Early FA Cup Finals and the Southern Amateurs. — SoccerData, 2004. — ISBN 1-8994-6878-1.
• Phil Soar, Martin Tyler. Encyclopedia of British football. — Willow Books, 1983. — ISBN 0002180499.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20061014151006/www.fchd.btinternet.co.uk/BLACKBUO.HTM База данных клубной истории]

Отрывок, характеризующий Блэкберн Олимпик

Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.