Блэкетт, Патрик Мейнард Стюарт

Патрик Мейнард Стюарт Блэкетт (барон Блэкетт)
англ. Patrick Maynard Stuart Blackett, Baron Blackett
Место рождения:	Лондон, Великобритания
Научная сфера:	физика
Научный руководитель:	Эрнест Резерфорд
Награды и премии:	Нобелевская премия по физике (1948)

Патрик Мейнард Стюарт Блэкетт, барон Блэкетт (англ. Patrick Maynard Stuart Blackett, Baron Blackett; 18 ноября 1897, Лондон — 13 июля 1974, Лондон) — английский физик, лауреат Нобелевской премии по физике.

Краткая биография

Патрик Мейнард Стюарт Блэкетт посещал Королевский военно-морской колледж в Осборн-хаусе и начал свою военную карьеру в 1914 году в качестве мичмана. Во время первой мировой войны он принимал участие в Фолклендском бою и в Ютландском сражении. После войны он уволился с военной службы в чине лейтенанта и приступил в Кембриджском университете к изучению физики, которое он завершил в 1921 году с дипломом бакалавра. После учёбы он остался сперва в Королевском колледже в Кембридже (с перерывом на 1924/1925 гг. в Гёттингене), затем, в 1933 году, он стал профессором в Колледже Биркбак Лондонского университета. В 1937 году он перешёл в Манчестерский университет и перенял там кафедру у У. Л. Брэгга, который в свою очередь, перенял кафедру у Резерфорда.

К началу второй мировой войны Блэкетт присоединился к приборному отделению учреждения королевских ВВС и в начале 1940 года был назначен научным советником маршала ВВС Жуберта, руководившего обороной побережья. Там он занимался аналитическим изучением противолодочной войны и создал сильную исследовательскую группу. В том же году он стал управляющим морскими операционными исследованиями адмиралтейства, где он продолжил заниматься борьбой с подводными лодками, а также прочими операциями ВМС. В продолжение этого года он был прикреплён к генералу Пайлу в качестве научного советника и основал при нём новую область — исследование операций, в которой проводился научный анализ работы штаба. Во время налётов немецкой авиации он был ответственен за подготовку и использование воздушной защиты.

В 1953 году Блэкетт стал деканом физического факультета имперского научно-технологического колледжа в Лондоне. После ухода на пенсию он остался в колледже, который сегодня носит его имя, в качестве профессора физики и проректора. С 1965 по 1970 гг. Блэкетт был президентом Лондонского королевского общества.

По своим политическим убеждениям Блэкетт был социалистом и поддерживал Лейбористскую партию, хотя и считался в последней «чересчур левым». Он выступал против разработки Великобританией собственного ядерного оружия, за интернационализм, деколонизацию и поддержку развивающихся стран. В 1947 году он встречался с Джавахарлалом Неру, чтобы высказать свою поддержку независимости Индии. Ещё на заре деколонизации Блэкетт требовал, чтобы Великобритания тратила не менее 1% своего ВВП на экономическое развитие стран «Третьего мира». Он возглавил приближённую к лейбористам группу учёных, разрабатывавших предложения в научно-технологической сфере; идеи Блэкетта стали основой для создания Министерства технологии, существовавшего в правительстве Гарольда Вильсона.

В 1924 году Блэкетт женился на Констанце Байон. У них родились сын и дочь.

Научные труды

По окончании учёбы Блэкетт занялся исследованиями в камере Вильсона. Уже в 1924 году ему удалось сделать первые снимки превращения азота в изотоп кислорода. В 1932 году он сконструировал вместе с Джузеппе Оккиалини камеру Вильсона, запускаемую совпадением двух событий от счётчиков Гейгера, расположенных сверху и снизу камеры, с тем, чтобы исследовать космическое излучение. В 1933 году он подтвердил открытие позитрона и смог кроме того доказать существование ливней электронов и позитронов. Так как в нормальной материи не содержится позитронов, он развил, на основе теории Поля Дирака, концепцию рождения пар — рождения пары частица-античастица за счёт гамма-излучения. Кроме того ему удалось экспериментально доказать наличие обратного процесса — аннигиляции.

После второй мировой войны он занимался космическим излучением, а именно рассуждениями об изотропности космического излучения и истоках межзвёздного космического магнитного поля. Эти исследования, которые расходились с современным ему состоянием науки, привели его в исследованию истории магнитного поля Земли и намагничивания пород. Результаты его исследований, совместно с результатами других учёных, послужили сильным доказательством для теории дрейфа континентов Альфреда Вегенера и Александра де Туа.

В 1948 году Блэкетт был награждён Нобелевской премией по физике «за усовершенствование метода камеры Вильсона и сделанные в связи с этим открытия в области ядерной физики и космической радиации».

Блэкетт является автором книги Военные и политические последствия атомной энергии (1948 г.; американское название: Страх, Война и Бомба, 1949)

Награды

• Кельвиновская лекция, 1939
• Бейкеровская лекция, 1939
• Королевская медаль, Лондонское королевское общество, 1940
• Медаль и премия Гутри, 1940
• Американская медаль за заслуги (за исследовательские работы в связи с противолодочной войной), 1946
• Нобелевская премия по физике, 1948
• Медаль и премия Резерфорда, 1954
• Мемориальные лекции Вейцмана, 1954
• Медаль Копли, 1956
• В честь Патрика Блэкетта в 1979 г. назван кратер на Луне.

Ссылки

• Храмов Ю. А. Блэкетт Патрик Мейнард Стюарт, барон Блэкетт, (Patrick Maynard Stuart Blackett, Baron Blackett) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 35. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49439.ln-ru Профиль Патрика Мейнарда Стюарта Блэкетта] на официальном сайте РАН
• [www.nobel.se/physics/laureates/1948 Информация с сайта Нобелевского комитета]  (англ.)
  • в том числе
  • [nobelprize.org/physics/laureates/1948/blackett-bio.html Биография]  (англ.)
  • [nobelprize.org/physics/laureates/1948/blackett-lecture.html Нобелевская лекция]  (англ.)
  • [nobelprize.org/physics/laureates/1948/blackett-speech.html Речь на банкете]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Блэкетт, Патрик Мейнард Стюарт

– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.