Блэк, Фишер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фишер Блэк
Fischer Sheffey Black
Место рождения:

Вашингтон, США

Место смерти:

Нью-Йорк, США

Научная сфера:

экономист (финансовая математика)

Место работы:

Школе менеджмента Массачусетского Института,
Goldman Sachs

Учёная степень:

доктор философии (PhD) по математике (1964)[1]

Альма-матер:

Гарвардский университет

Известен как:

Один из авторов уравнения Блэка-Шоулза,
Модель Блэка,
Модель Блэка-Дермана-Тоя,
Модель Блэка-Карасинского

Награды и премии:

Финансовый инженер года по версии IAFE (1994)

Фишер Блэк (англ. Fischer Sheffey Black; 11 января 1938 — 30 августа 1995) — американский экономист, широко известный как один из авторов уравнения Блэка-Шоулза.





Биография

В 1959 году получил степень баклавра по физике в Гарвардском Колледже.

В 1964 году защитил докторскую диссертацию по прикладной математике в Гарвардском университете ('Дедуктивная вопросительно-ответная система'). Поначалу Блэка даже исключили из программы PhD в связи с тем, что он долго не мог определиться с выбором темы — он переключился с физики на математику, а затем на компьютеры и искусственный интеллект. Блэк устроился на работу в Bolt, Beranek and Newman, где участвовал в разработке систем искусственного интеллекта. Затем он провел лето разрабатывая свои идеи в корпорации RAND. После чего поступил в аспирантуру к Марвину Мински, где в конце концов и сумел довести до конца свою диссертацию.

После окончания университета Блэк устроился на работу в Arthur D. Little, где он впервые попробовал себя в области экономики и финансов и встретился с Джеком Трейнором (Jack L. Treynor), своим будущим соавтором. В 1971 году устроился на работу в Чикагский университет, позже перешел на работу в Школу менеджмента Массачусетского технологического института. В 1984 году устроился на работу в Goldman Sachs, где и проработал до конца жизни.

В ходе карьеры темами его основных исследований были монетарная теория, разработка всевозможных вариантов монетарной политики и деловых циклов, он изучал также инфляцию и гиперинфляционные явления, спекулятивное ценообразование и многое другое.

В начале 1994 года у него был диагностирован рак горла. Операция прошла успешно и Блэк даже сумел посетить ежегодную встречу International Association of Financial Engineers в октябре 1994 года, где ему вручили звание Финансовый инженер года. Но позже рак вернулся и Блэк умер в августе 1995 года.

Был женат три раза, имел пять родных и двоих приемных детей.

Научная карьера

В 70-х годах Блэка серьезно заинтересовала денежно-кредитная политика. В это время основные споры в этой области разворачивались между кейнсианцами и монетаристами. Кейнсианцы, во главе с Франко Модильяни, считали, что кредитные рынки по своей природе имеют тенденцию к нестабильности, периодам подъёмов и спадов, и они считали, что роль денежной и фискальной политики заключается в сглаживании этих циклов с целью достижения устойчивого роста. С точки зрения кейнсианцов, центральный банк должен обладать правом проводить дискреционную политику для достижения этих целей. Монетаристы, во главе с Милтоном Фридманом, считали, что дискреционная политика центрального банка сама по себе является проблемой, а не решением. Фридман считал, что рост денежного предложения может и должен быть установлен на фиксированом уровне (например, 3 % в год), чтобы соответствовать ожидаемому росту ВВП.

На основании CAPM Блэк пришел к выводу, что дискреционная фискальная политика не может работать настолько хорошо, как рассчитывали кейнсцианцы, но также он счел, что она не может причинить такого вреда, как опасались монетаристы. Об этом он написал в письме к Милтону Фридману в январе 1972 года:

В экономике США казначейские облигации формируют значительную часть государственного долга. Каждую неделю часть облигаций погашается и новые облигации выпускаются. Если Федеральная резервная система попытается влить деньги в частный сектор, то предприятия просто смогут обменять эти деньги на облигации в ходе следующего аукциона. Если ФРС попытается изъять часть денег, то частный сектор просто погасит часть облигаций без их замены новыми.

В 1973-м Блэк совместно с Майроном Шоулзом опубликовали в журнале The Journal of Political Economy (англ.) свой общий труд — 'The Pricing of Options and Corporate Liabilities', в котором было сформулировано знаменитое уравнение Блэка-Шоулза. Это работа стала его основным, фундаментальным вкладом в развитие экономики. Впоследствии эту, несколько 'сырую' формулу, развил и довел до возможности применения Роберт Мертон.

В марте 1976 года Блэк предположил, что экономические подъёмы и спады по большому счету непредсказуемы из-за непредсказуемости потребительского спроса в будущем и того насколько этот спрос в будущем может быть удовлетворен уровнем развития техники. Если бы будущие потребительские предпочтения и технологии были известны, то прибыли и зарплаты росли бы постепенно и постоянно. Подъём экономики происходит, когда уровень технологий удовлетворяет спросу, а спад — когда они не соответствуют друг другу. Таким образом, Блэк внес ранний вклад в модель реального делового цикла.

Посмертное признание

В 1997 году Мертон и Шоулз стали обладателями Нобелевской премии по экономике за разработку модели ценообразования опционов. К сожалению, Фишер Блэк не дожил до этого дня, и, хотя Нобелевский комитет отметил его вклад в разработку этой модели, он так и не стал лауреатом, так как Нобелевская премия не вручается посмертно.[2]

С 2002 года Американская ассоциация финансов (англ.) раз в два года награждает молодых ученых Премией Фишера Блэка (Fischer Black Prize).[3]

Напишите отзыв о статье "Блэк, Фишер"

Примечания

  1. A Deductive Question Answering System
  2. [www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1997/press.html The Prize in Economic Sciences 1997 — Press Release]
  3. [www.afajof.org/details/page/2866291/Fischer-Black-Prize.html American Finance Association]

Библиография

  • Fischer Black and the Revolutionary Idea of Finance, by Perry Mehrling, published by Wiley, August 2005, ISBN 0-471-45732-9
  • Fischer Black, Myron Scholes, & Micheal Jensen, «The Capital-Asset Pricing Model: Some empirical tests», in Jensen, editor, Studies in the Theory of Capital Markets (1972).
  • Fischer Black & Myron Scholes, «The Pricing of Options and Corporate Liabilities», Journal of Political Economy (1973).
  • F. Black & M. Scholes, «The Effects of Dividend Yield and Dividend Policy on Common Stock Prices and Returns», Journal of Financial Economics (1974).
  • F. Black, «Fact and Fantasy in the Use of Options», Financial Analysts Journal 31, pp36-41, 61-72 (July/August 1975).
  • F. Black, «The Pricing of Commodity Contracts», 1976, Journal of Financial Economics.
  • F. Black, «Noise», Journal of Finance, vol. 41, pp. 529—543 (1986).
  • Fischer Black, Business Cycles and Equilibrium, Basil Blackwell, 1987.
  • F. Black, E. Derman, & W. Toy, «A One-Factor Model of Interest Rates and its Application to Treasury Bond Options», Financial Analyst Journal (1990).
  • F. Black & R. Litterman, «Global Portfolio Optimization», Financial Analysts Journal vol. 48, no. 5, pp. 28-43 (1992).
  • F. Black, «Interest Rates as Options», Journal of Finance, vol. 50, pp. 1371—1376 (1995).
  • Fischer Black, Exploring General Equilibrium, MIT Press, 1995.

Отрывок, характеризующий Блэк, Фишер

Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.