Блэр, Фрэнсис Престон
| Фрэнсис Престон Блэр | |
| англ. Francis Preston Blair | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Род деятельности: |
журналист, политик |
Фрэнсис Престон Блэр (англ. Francis Preston Blair; 12 апреля 1791, Абингдон, Виргиния — 18 октября 1876, Силвер-Спринг, Мэриленд) — американский журналист и политический деятель, основатель поселения Силвер-Спринг, Мэриленд. В 1850-е годы помог сформировать Республиканскую партию, чтобы отменить рабство.
Биография
Блэр родился в Абингдоне, Вирджиния, позже переехал в Кентукки. В 1811 году Блэр окончил Трансильванский университет[en], после окончания которого занялся журналистикой, поступив репортёром в газету Argus Эмоса Кендалла[en] в городе Франкфорт, Кентукки. В 1830 году, будучи верным последователем Эндрю Джексона, Блэр стал главным редактором газеты Globe в Вашингтоне, округ Колумбия, бывшей официальной газеты партии Джексона. Он также членом стал «кухонного кабинета[en]» Джексона и имел большое влияние. Во время своей службы в Вашингтоне Блэр купил дом, который позже стал известен как президентский гостевой дом «Блэр-Хаус[en]».
Будучи рабовладельцем, Блэр в период Американо-мексиканской войны постепенно стал, однако, склоняться к идее отмены рабства. В 1848 году Блэр поддержал кандидата в президенты от Партии свободной земли Мартина ван Бюрена. В 1852 году Блэр поддерживал Франклина Пирса, но затем решил принять участие в формировании Республиканской партии и в феврале 1856 года председательствовал на её подготовительном съезде, который состоялся в Питтсбурге, Пенсильвания. На съезде Республиканской партии, состоявшемся позже, Блэр решительно поддержал Джона Фримонта, ставшего кандидатом в президенты. В съезде республиканцев 1860 года Блэр сначала поддержал Эдварда Бейтса, однако когда стало очевидно, что Бейтс не будет выдвинут кандидатом, Блэр решил поддержать Авраама Линкольна.
В 1862 году Блэр освободил всех своих рабов, оставив себе только одного из них в качестве слуги.
Когда 1864 году Линкольн был переизбран на пост президента США, Блэр, учитывая его хорошие и близкие в прошлом отношения со многими лидерами Конфедерации, был направлен им в Ричмонд к президенту Конфедерации Джефферсону Дэвису, дабы попробовать его убедить направить своих представителей на переговоры с представителями Севера. Состоявшиеся 3 февраля 1865 года в Хэмптон-Роудсе переговоры[en] стали результатом этой поездки. После окончания Гражданской войны в США Блэр стал противником политики Реконструкции президента Эндрю Джонсона, став, следовательно, в конечном счете присоединившись к Демократической партии. 18 октября 1876 года Блэр умер в в Силверг-Спринге, Мэриленд.
- Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.
Напишите отзыв о статье "Блэр, Фрэнсис Престон"
Отрывок, характеризующий Блэр, Фрэнсис Престон
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
