Блюман, Рахиль Львовна

Рахиль Львовна Блюман (1888—1978) — пианистка, педагог, общественный деятель.

Родилась в Могилёве в семье музыканта. Занималась у М. С. Неменовой-Лунц в Москве. В 1917 году окончила Санкт-Петербургскую консерваторию по специальности «фортепиано».

В 1919 году организовала музыкальную школу в Могилёве, была руководителем внешкольного образования при Наробразе, принимала активное участие в организации Могилёвского отдела Союза работников искусств.

В начале 1920-х годов переехала в Москву, где в 1929 году возглавила Московский областной музыкальный техникум (Музыкально училище В. Ю. Зограф-Плаксиной) и более тридцати лет была его руководителем.

Р. Блюман, страстный энтузиаст училища, собрала в нем такое блестящее созвездие замечательных педагогов, которое могло бы украсить собой любую консерваторию.

Также некоторое время она являлась деканом вокального факультета Московской консерватории, полгода исполняла обязанности заместителя директора консерватории и около года была заместителем председателя Союза советских композиторов.

Её дочь Эдварда Иосифовна Блюман (1911—1981) стала первой женой Д. Б. Кабалевского.

Ссылки

• [www.amumgk.ru/main/03history/03names/bluman/ Биографическая справка]

Отрывок, характеризующий Блюман, Рахиль Львовна

– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!