Блюмович, Иван Александрович

Священномученик Иван Блюмович
Иван Александрович Блюмович
Рождение	1888(1888) Варшава
Смерть	13 апреля 1938(1938-04-13) Крымская АССР, Симферополь
Почитается	в православии
Прославлен	13-16 августа 2000 года / Юбилейный Архиерейский Собор Русской православной церкви / Москва, храм Христа Спасителя
В лике	священномучеников
День памяти	31 марта (13 апреля)
Подвижничество	мученическая смерть

Иван Александрович Блюмович (1888, Варшава — 13 апреля 1938, Крымская АССР, окраина Симферополя) — священник Русской православной церкви.

Причислен к лику святых как священномученик в 2000 году для общецерковного почитания. Память 31 марта и в Соборе новомучеников и исповедников Российских.

Биография

Родился в 1888 году в Варшаве в семье рабочего. Имел брата Николая и двух сестер — Елизавету и Марию.

В начале 1918 года вместе с женой переехал в Москву. Поступил и в 1923 году окончил Московскую духовную академию, после окончания которой принял священный сан. С 1926 года служил в городе Кривой Рог на Украине. С 1929 года служил в храме в городе Орехове Запорожской области. С 1935 года служил в Покровском храме в городе Судаке в Крыму. Состоял в дружеских отношениях с архиепископом Симферопольским Порфирием (Гулевичем), у которого всегда останавливался, бывая в Симферополе.

29 июля 1937 года арестован по обвинению в шпионской деятельностью и создании фашистско-шпионской организации и 14 февраля 1938 года по приговору тройки НКВД приговорён к расстрелу по ст. 58-6, 58-10,58-11 УК РСФСР. Расстрелян 13 апреля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на окраине Симферополя.

Ссылки

• [drevo-info.ru/articles/17369.html Иоанн (Блюмович)] // Открытая православная энциклопедия «Древо»
• [www.fond.ru/userfiles/person/359/1293989912.pdf Священник Иоанн Блюмович (житие)]
• [www.fond.ru/index.php?menu_id=370&menu_parent_id=0&person_id=359 Священник Иоанн Блюмович] «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Март.». Тверь. 2006. С. 262—263.

Отрывок, характеризующий Блюмович, Иван Александрович

Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.