Блюм, Арлен Викторович
Поделись знанием:
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
| Арлен Викторович Блюм | |
| Научная сфера: |
история книги и цензуры |
|---|---|
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
Арле́н Ви́кторович Блюм (30 марта 1933, дер. Михайловка, Запорожская область — 4 июня 2011, Санкт-Петербург[1]) — библиограф, историк книги и цензуры в России и СССР.
Содержание
Биография
Арлен Викторович Блюм родился 30 марта 1933 года. В 1951 году, после окончании средней школы (в г. Медногорск, Украинской ССР), поступил в Ленинградский библиотечный институт, который окончил в 1955 году; с августа того же года — библиограф Челябинской областной публичной библиотеки.
С 16 июня 1956 по март 1958 года служил в Советской Армии. С 29 апреля 1958 года — библиограф библиотеки Челябинского Совнархоза; с 23 июня 1958 — библиограф, библиограф-редактор, редактор, редактор-специалист в областной публичной библиотеке (Челябинск) .
С 1 ноября 1962 по 1 декабря 1965 в аспирантуре Ленинградского библиотечного института по кафедре библиографии. С 20 декабря 1965 по 16 ноября 1966 старший библиограф Государственной публичной библиотеки. В ноябре-декабре 1966 — старший библиограф Научной библиотеки им. Горького.
С декабря 1966 — ассистент, с 1968 — и. о. доцента, с 1970 — доцент кафедры библиографии Ленинградского государственного Института культуры им. Н. К. Крупской. С 1 апреля 1993 по 25 мая 2010 — профессор кафедры общей библиографии и книговедения Института культуры — Санкт-Петербургской государственной академии культуры — Санкт-Петербургского университета культуры и искусств (с 1999). Читал циклы лекций в Бохуме и в Оксфорде.
Кандидатская диссертация «[www.opentextnn.ru/censorship/russia/dorev/libraries/book/?id=555 Местная книга и цензура дореформенной России]» (1966), докторская диссертация «Художественная литература как историко-книговедческий источник (На материале русской литературы)» защищена в качестве доклада в С-Петербургском государственном институте культуры (1992).
Ушёл из жизни 4 июня 2011 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Кузьмоловском кладбище во Всеволожском районе Ленинградской области[2]. С 2012 г. в Ленинградском государственном университете ежегодно проводится международная научная конференция памяти А. В. Блюма «История книги и цензуры в России. Блюмовские чтения».
Награды
- Лауреат премии журнала «Звезда» (1998)
- Лауреат премии «Северная Пальмира» в номинации «публицистика и критика» за книгу «Советская цензура в эпоху тотального террора» (2001)[3]
Научная деятельность
Учёная степень кандидата филологических наук присуждена решением Совета Московского полиграфического института 16 мая 1966 года; в учёном звании доцента по кафедре библиографии утверждён решением ВАК 3 апреля 1970.
Учёная степень доктора филологических наук присуждена решением ВАК при СМ СССР 25 декабря 1992 года; учёное звание профессора по кафедре общей библиографии и книговедения присвоено решением Государственного комитета РФ по высшему образованию 29 сентября 1994.
Основные направления исследований — история провинциальной книги и отечественной цензуры.
Избранные труды
- [www.orwell.ru/a_life/blum/russian/r_papsb «Путешествие» Оруэлла в страну большевиков. К 100-летию Джорджа Оруэлла — Документальная хроника]. — 2003.
- Библиографические исследования, история книги
- Применение атомной энергии в мирных целях (Серия листовок). — [Челябинск], 1955. — 4 отдельные листовки в обертке. — 1000 экз. — (Составитель указан в конце текста 4-й листовки: библиограф А. В. Блюм)
- Экономия металла в машиностроении: (Краткий рекоменд. указатель литературы). — Челябинск, 1956. — 16 с. — 650 экз. — (Сост. указан в конце текста: библиограф А. В. Блюм)
- Прогрессивные писатели Индии: (Библиогр. обзор литературы). — [Челябинск], 1956. — 14 с. — 700 экз. — (Сост. указан в конце текста: библиограф А. В. Блюм)
- Владимир Павлович Бирюков: (Библиографический указатель). — Челябинск, 1958. — 22 с. — 800 экз. — (Составитель указан в конце текста: библиограф А. В. Блюм)
- Николай Павлович Воронов: (Библиогр. памятка) / (Челяб. обл. публичная б-ка. Библиогр. отд. Писатели Челяб. обл.). — Челябинск, 1958. — 8 с. — 800 экз. — (Сост. указан в конце текста: библиограф А. В. Блюм)
- Александр Андреевич Шмаков: Библиогр. указатель / (Челяб. обл. публичная б-ка. Библиогр. отд. Писатели Челяб. обл.). — [Челябинск], 1958. — 35 с. — 800 экз. — (Сост. указан в вып. дан.: библиограф А. В. Блюм)
- О комсомоле Челябинской области: Рекоменд. указатель литературы. — [Челябинск], 1958. — 23 с. — 1000 экз. — (Соавт.: Шубина Р.)
- Книга и время: Рассказы о редких изданиях и библиогр. находках. — Челябинск, кн.изд., 1962. — 111 с. — 5000 экз. — (Соавт. Г. К. Дмитрин)
- Ф. Ф. Павленков в Вятке. — Киров: Волго-Вят. кн. изд-во, 1976. — 88 с. — (Выдающиеся деятели и уроженцы Вят. края). — 2000 экз.
- Каратель лжи, или Книжные приключения барона Мюнхгаузена. — М.: Книга, 1978. — 61 с. — (Судьбы книг). — 50000 экз.
- Рассказы об уральских книгах. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1980. — 159 с. — 15000 экз. — (Соавтор Павлов В. А.)
- Очарованные книгой: русские писатели о книгах, чтении, библиофилах: [Сборник / Сост., вступ. ст. и примеч. А. В. Блюма]. — М.: Книга, 1982. — 287 с. — 120000 экз.
- Вечные спутники: Сов. писатели о кн., чтении, библиофильстве / [Сост., вступ. ст. и примеч. А. В. Блюма] — М.: Книга, 1983. — 222 с. — 70000 экз.
- Библиографы и библиография в русской художественной литературе XIX в. // Сов. библиогр. — 1986. — № 3. — С. 50—54.
- Книжные страсти: Сатирические произведения рус. и сов. писателей о кн. и книжниках: [Сб. / Сост., вступ. ст. и примеч. А. В. Блюма; худож. Д. Ф. Терехов]. — М.: Книга, 1987. — 287 с. — 100000 экз.
- Читатели и книжные работники в русской художественной литературе: Учеб. пособие по курсу «Книговедение и история кн.» (Дорев. период). — Л.: ЛГИК, 1989. — 64 с. — 1500 экз.
- Издание «Книг для народа» // Книга в России. 1861—1881. — М.: Книга, 1991. — Т. 3. — С. 7—27. — (Совместно с В. Е. Кельнером и Н. Г. Патрушевой)
- Художественная литература как историко-книговедческий источник (На материале русской литературы) : Автореферат дис. … д-ра филол. наук / С.-Петерб. гос. ин-т культуры. — СПб., 1992. — 36 с.
- Пустынножитель: [Н. Н. Страхов как прототип образа ученого-библиографа в повести Д. И. Стахеева] // Библиофил. — М., 2002. — Сб. 1. — С. 155—162.
- «Великий книжник» и другие: образы библиофилов и букинистов в русской прозе 20-х годов ХХ века // Библиофилы России: Альманах.- М., 2004. — Т. 1. — С. 383—406.
- Книговедение под советской цензурой // Книга и мировая цивилизация: Матер. XI науч. конф. по проблемам книговедения (Москва, 20—21 апр. 2004 г.): В 4 т. — М., 2004. — Т. 2. — С. 182—184.
- Козьма Тимошурин — прототип Козьмы Пруткова? // Рус. лит. — 2004. — № 4. — С. 145—148.
- Работы по истории цензуры в России и СССР
- За кулисами «Министерства правды»: Тайная история советской цензуры, 1917—1929. — СПб.: Гуманит. агентство «Акад.проект», 1994. — 322 с. — 2000 экз.
- Закат Главлита: Как разрушалась система советской цензуры: Документальная хроника 1985—1991 гг. // Книга: Исследования и материалы. — Сб. 71. — М.: ТЕРРА, 1995. — С. 168—187.
- Как было разрушено «Министерство правды»: Советская цензура эпохи гласности и перестройки (1985—1991) // Звезда. — 1996. — № 6. — С. 212—221.
- Еврейский вопрос под советской цензурой. 1917—1991 / [Вступ. ст. Д. Эльяшевича]. — СПб.: Петербург. евр. ун-т., 1996. — 185 с. — (Петербургская иудаика. Т. 1). — 1000 экз.
- Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929—1953. — СПб.: Академический проект, 2000. — 312 с.
- Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917—1991: Индекс советской цензуры с комментариями / М-во культуры Рос. Федерации, Санкт-Петербург. гос. ун-т культуры и искусств. — СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т культуры и искусств, 2003. — 403 с.
- Цензура в Советском Союзе, 1917—1991. Документы / сост. : А. В. Блюм; коммент. : В. Г. Воловников. — М. : РОССПЭН, 2004. — 575 с.
- Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки. 1953—1991. — СПб.: Академический проект, 2005. — 296 с.
- От неолита до Главлита : достопамятные и занимательные эпизоды, события и анекдоты из истории российской цензуры от Петра Великого до наших дней : собраны по литературным и архивным источникам. — СПб. : Изд-во имени Н. И. Новикова : Искусство России, 2009. — 272 с.
- Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней: 1790—1990 : опыт комментированной антологии. — СПб.: Полиграф, 2001. — 607 с.
Напишите отзыв о статье "Блюм, Арлен Викторович"
Литература
- Чан М. Лоцманы книжных морей // Челябинский рабочий. — 1961. — 18 февр.
- 50 лет со дня рождения А. В. Блюма // Советский библиограф. — 1983. — № 4.
- Урал литературный: Краткий биобиблиографический справочник. — Челябинск, 1989.
- Путь к читателю / Сост.: А. Г. Заврина, Л. М. Маслова. — Челябинск, 1998.
- Моргенштерн И. Г. Блюм Арлен Викторович [Электронный ресурс] // [www.book-chel.ru/ind.php?id=3445&what=card Энциклопедия «Челябинск».] (2003).
- Шомракова И. А. Арлен Викторович Блюм. К 70-летию со дня рождения // Книга: Исследования и материалы. — Сб. 81. — М.: Наука, 2003. — С. 254—258: 1 фот.
- Шомракова И. А. Арлен Викторович Блюм (1933—2011) // Библиография. — 2011. — № 4. — С. 158—159: 1 фот.
- Шомракова И. А. Хрестоматия по цензуре (рецензия на книгу А. В. Блюма «От НЕОЛИТА до ГЛАВЛИТА. Достопамятные и занимательные эпизоды, события и анекдоты из истории Российской цензуры от Петра Великого до наших дней. СПб.: Изд-во им. Н. И. Новикова, 2009. 272 с.») // Цензура в России: история и современность: Сб. научных трудов. — СПб, 2011. — Вып. 5. — С. 437—441.
- Кетегат Анри. [magazines.russ.ru/nlo/2011/112/ke29.html Однажды [Памяти А. В. Блюма]] // НЛО. — 2011. — № 112.
- [magazines.russ.ru/nlo/2011/112/bl32.html Библиографический список публикаций А. В. Блюма] // НЛО. — 2011. — № 112.
- Кумок В. Н., Воловник С. В. Евреи Мелитополя. — Мелитополь: Издательский дом МГТ, 2012. — Т. 1. — С. 512—513.
- Памяти А. В. Блюма // Цензура в России: история и современность: Сб. научных трудов. — СПб, 2013. — Вып. 6. — С. 516—522.
- Сонина Е. С. О последней книге А. В. Блюма // Цензура в России: история и современность : сб. науч. тр. / Рос. акад. нац. б-ка [и др.]. — СПб., 2013. — Вып. 6. — С. 547—548.
Примечания
- ↑ [www.baltinfo.ru/2011/06/07/Skonchalsya-istorik-otechestvennoi-tcenzury-Arlen-Blyum-210055 Скончался историк отечественной цензуры Арлен Блюм — Санкт-Петербург, некрологи — БалтИнфо.ru]
- ↑ [www.cogita.ru/news/hronika/proschanie-s-arlenom-blyumom Прощание с Арленом Блюмом // Cogita.ru]
- ↑ [www.litkarta.ru/projects/severnaya-palmira/years/2001/ СЕВЕРНАЯ ПАЛЬМИРА]
Ссылки
- [magazines.russ.ru/nlo/2011/112/b28.html Биографическая справка]
- [www.nlobooks.ru/node/1556 Библиография]
Отрывок, характеризующий Блюм, Арлен Викторович
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
