Блютт, Маттиас Нумсен
Поделись знанием:
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
| ||||||||||||||||||||||
Маттиас Нумсен Блютт или Матиас-Нумсен Блитт[1] (норв. Matthias Numsen Blytt или норв. Mathias Numsen Blytt[2], 26 апреля 1789 — 26 июня 1862) — норвежский[1] ботаник[1][3], профессор ботаники[1][3][4], заложивший основу для изучения норвежской флоры[5].
Содержание
Биография
Маттиас Нумсен Блютт родился 26 апреля[1] 1789 года[1][2][3][5].
В 1828[3], 1837[3] и 1845 году он был профессором ботаники[4].
Маттиас Нумсен Блютт заложил основу для изучения норвежской флоры[5]. Почти 30 лет Блютт посвятил научным экспедициям в разных частях страны[5]. Он много путешествовал и сделал ботанический сад в Христиании одним из лучших в Европе[1].
Маттиас Нумсен Блютт был также центральной персоной в реконструкции Ботанического музея в Осло[5]. Ботанический музей был создан в 1863 году на основе его коллекций[4]. Его сын Аксель Гудбранд Блитт, родившийся в Христиании 19 мая 1843 года, тоже был профессором ботаники в университете[1]. Он был нанят в качестве куратора[4].
Маттиас Нумсен Блютт умер в Христиании (Осло) 26 июня[1] 1862 года[1][2][3][5].
Научная деятельность
Маттиас Нумсен Блютт специализировался на Мохообразных и семенных растениях[2].
Научные работы
Почести
Род растений Blyttia семейства Ластовневые был назван в его честь.
В честь Маттиаса Нумсена Блютта и его сына Акселя назван норвежский научный ботанический журнал Blyttia[5].
Напишите отзыв о статье "Блютт, Маттиас Нумсен"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Блитт Матиас-Нумсен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.) — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 3 4 [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=878-1&back_page=%2Fipni%2FeditAdvAuthorSearch.do%3Ffind_abbreviation%3DBlytt%26find_surname%3D%26find_isoCountry%3D%26find_forename%3D%26output_format%3Dnormal International Plant Names Index: Mathias Numsen Blytt (1789—1862)]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [runeberg.org/nfbc/0431.html 793—794 (Nordisk familjebok / Uggleupplagan. 3. Bergsvalan — Branstad): Blytt]
- ↑ 1 2 3 4 [www.muv.uio.no/fagene/matematikk-naturvitenskap/zoologi-botanikk/florafrukt-avaalund-110208.xml Flora eller fruktforedling]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.nhm.uio.no/botanisk/nbf/blyttia/blytinfo.htm Blyttia]
Литература
- Блитт Матиас-Нумсен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.nhm.uio.no/botanisk/nbf/blyttia/blytinfo.htm Blyttia] (норв.)
- [www.muv.uio.no/fagene/matematikk-naturvitenskap/zoologi-botanikk/florafrukt-avaalund-110208.xml Flora eller fruktforedling] (норв.)
- [runeberg.org/nfbc/0431.html 793—794 (Nordisk familjebok / Uggleupplagan. 3. Bergsvalan — Branstad): Blytt] (швед.)
Отрывок, характеризующий Блютт, Маттиас Нумсен
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
