Блюэр, Иоганн Фридрих

Иоганн Фридрих Блюэр

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иоганн Фридрих (Иван Иванович, Иван Федорович) Блюэр (Блюер, Блуер, Блиер, Блиэр; нем. Bluher Iohann Fridrich; 1674 — не ранее 1731) — выдающийся горный деятель, один из основателей горного дела в России, инициатор создания Берг-коллегии.

Биография

В 1700 году ерц-пробирер (горный мастер) Блюэр из Фрайберга (Саксония) был принят на русскую службу в Приказ рудных дел. Свою деятельность в России начал с поисков в районе Калуги, где нашёл месторождения серного колчедана и квасцов.

В 1701 году был отправлен вместе с Иваном Фёдоровичем Патрушевым в Саксонию для найма специалистов в области горного дела. В сентябре того же года они вернулись с восемью специалистами, среди которых был плавильный мастер В. М. Циммерман. В дальнейшем Блюэр способствовал массовой контрактации горных специалистов из Саксонии на Урал.

9 февраля 1702 года Пётр Великий, заботясь о развитии на севере России горного дела, своим указом отрядил партию рудознатцев «для происку серебряных и медных руд в Заонежье».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) В состав экспедиции Патрушева входили: подьячий Иван Головачев, пробирщики Блюэр и Иоанн Цехариус, Циммерман, штейгер Георг Шмиден, а также четверо рудокопателей, два толмача и четверо учеников. Вскоре Блюэр нашёл на Олонце (Карелия) около Патмозера (в 65 верстах от нынешнего Петрозаводска на северо-восток) медные руды. В том же году партия поставила плавильные печи, в которых работа в небольших размерах и с перерывами велась до 1706 года.

Головачев впоследствии писал об этом эпизоде: « из оного приказу (Рудный приказ) в 1702 г. отправлен в Олонецкий уезд с дозорщиком Иваном Патрушевым для прииску серебряных и медных руд. Да при оном де деле имелись быть по контрактам иноземцы, вывезенные по указу из Саксонии, Юган Блиер… да плавильщик Мартын Цымерман».

Выбор этого уезда для поисков руд не был случайным. Ещё в конце XVII в. датчанин Андрей Бутенант фон Розенбуш построил в Заонежских погостах пять небольших железоделательных заводов, из которых четыре продолжали действовать к началу XVIII века, а в начале 1703 года заводы Бутенанта были взяты в казну.

Летом 1702 года экспедиция Патрушева и Блюэра в Олонецкий край, выполнила ещё одно поручение — подыскать удобные места для строительства новых железных заводов. Одним из наиболее подходящих мест было выбрано устье реки Лососинки, впадающей в Онежское озеро. Экспедиция обнаружила значительные запасы железных руд на территории Шуйского погоста, а также удобные для установки водяных двигателей реки. Местность располагала богатыми лесными ресурсами. Завод решено было строить в Шуйском погосте на берегу Онежского озера в устье реки Лососинки.

Историк горного дела В. И. Рожков писал: «По известиям позднейшего времени на эту местность указал Меншикову иноземец И. Блюэр». Общее руководство строительством завода было поручено А. Д. Меншикову, а на месте работами руководил олонецкий комендант Иван Яковлевич Яковлев. Уже в июле 1703 года начались подготовительные работы, которыми занимался московский рудознатец Яков Власов, мастер горнозаводского дела.

29 августа (9 сентября по Новому стилю) 1703 года в Шуйский погост, на место выбранное Блюэром под чугунно-пушечный завод, впоследствии названный Петровским (ныне г. Петрозаводск), прибыл А. Д. Меншиков. Именно он заложил первый камень в основание доменного цеха, поскольку был комендантом Шлиссельбурга и всех пограничных со Швецией земель. Строительством завода руководил тот же Яков Власов. Первая пушка на Петровском заводе была отлита в январе 1704 года, а к концу мая — уже 60 пушек.

В 1704 году Блюэр отыскал у Соликамска (Урал) заброшенные рудники. Вся обозримая дальнейшая деятельность (1705—1724) Блюэра была связана со строительством первых горных заводов Урала, поисками месторождений.

В 1705 году побывал в Кунгурском уезде Казанской губернии, Верхотурском и Тобольском уезде Сибирской губернии (изучал ряд рудных месторождений); останавливался в Уктусском горном заводе.

В 1710—1712 годах неоднократно представлял записки в Рудный приказ и Сенат с рекомендациями по устройству руководства горной отраслью на коллегиальной основе.

В 1712 году подал лично царю Петру I мемориал, в котором предлагал вместо упраздненного Рудного приказа учредить Берг-коллегию как компетентный центральный орган, а не оставлять горное дело в ведомстве губерний.

В 1713 году во второй раз побывал на Урале (осмотрел Шиловский железный рудник).

В 1715 году Блюэр проводил поиски в Астраханской губернии.

В 1716 году Блюэр был послан на Кавказ для прииска руд, но эта поездка ни к чему не привела. Когда он вернулся в Москву, Петр приписал неудачу небрежности Блюэра и велел вторично отправить его в Черкасскую землю, приставив к нему человека, «который бы всегда с ним был и над ним смотрел, чтоб он не гулял». О результатах этого второго путешествия ничего неизвестно, но, очевидно, Блюэр скоро вернул себе доверие Петра.

В 1719 году отдельные положения мемориала Блюэра без изменений использовались при составлении указа об учреждении Берг-коллегии. Последняя была учреждена указом от 10 декабря 1719 года и просуществовала с перерывами вплоть до начала XIX в., когда руководство отраслью перешло к Департаменту горных и соляных дел (с 1811), переименованному (1862) в Горный департамент.

В 1720—1725 годах — 2-й член Канцелярии горных дел в горном чине берг-мейстера.

9 марта 1720 году был отправлен на Урал вместе с с артиллерии капитан-поручиком В. Н. Татищевым для разведок и устройства горных заводов. В команду Блюэра входил и берг-шрейбер И. Ф. Патрушев, Ю. Берглин и А. П. Калачев. Весной того же года опытный «пробирный» мастер Иоган Фридрих Блюэр выплавил из алтайских образцов первую медь.

В июле-декабре 1720 налаживал деятельность горнозаводской администрации в Кунгуре.

В декабре 1720 — июле 1721 — на Уктуссском заводе с Татищевым.

В январе 1721 года ими было принято решение строить казенный завод на Исети, а уже в следующем месяце было найдено подходящее место для плотины. Пуск плотины и день рождения города были намечены на день святой Екатерины — 26 ноября 1723 года. Этот завод фактически дал старт строительству нового города (Екатеринбург), который начал развиваться быстрыми темпами и приобрел значение административного центра горной промышленности.

В июле-сентябре 1721 — в Кунгуре, с октября — на Уктусском заводе. Совместно с Татищевым выступал за перенос Ирбитской ярмарки на Уктусский завод.

В 1722 году обследовал залегания медных руд в Кунгурском уезде для возможности строительства частных медеплавильных заводов, участвовал в выборе мест Иргинскому и Суксунскому заводам, в декабре совместно с В. И. де Генниным осматривал заводы Демидовых (с Демидовыми непрерывно конфликтовал с 1721).

В 1721—1723 годах участвовал в техническом переустройстве казенного Алапаевского завода.

В 1723—1724 годах в качестве представителя де Геннина при советнике Берг-коллегии берг-рате М. Михаэлисе в Соли Камской. Тогда же посетил Лялинский медеплавильный завод.

В марте 1724 — марте 1725 по указу де Геннина возглавлял Сибирский Обер-бергамт; руководил завершением основных строительных работ в Екатеринбурге. В октябре — декабре 1724 совместно с де Генниным находился на строительстве Пыскорского завода, освидетельствовал рудники Западного Урала.

В апреле 1725 отозван в Берг-коллегию на должность советника. Представил мнение об усилении контроля за действием заводов А. Н. Демидова на Урале.

В 1726 году обследовал серебряные и медные рудники на Олонце.

С 1728 года определен асессором в Берг-коллегию и работал в числе членов Берг-Коллегии вплоть до 1731 года.

Блюэр И. Ф. был страстным коллекционером. Одна из первых больших коллекций средневековых русских монет, оказавшихся в Западной Европе около 1732 года, собрана, атрибутирована и датирована саксонским инженером Блюэром, который прожил в России более 30 лет и тесно контактировал с крупнейшими коллекционерами петровского времени.

Академик И. Ф. Герман называл Блюэра «настоящим виновником рудокопного дела на Уральском хребте».

Сам Иоганн Блюэр так писал о горном деле: «Сколь велика польза от онаго происходит, столь же требует оное иждивения, пока приведется в совершенство».

Источники

• ГАСО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 30. Л. 8; Ф. 396. Оп. 1. Д. 2. Л. 3об., 12об.
• Архив Горного Департамента. — Сборник Имп. Русск. Ист. Общ., т. XI. — Словарь Плюшара.
• Меньшенин Д. С. Биографическое известие о члене Берг-Коллегии Блюэре. — ГЖ, 1828, кн. 6.
• Мелуа А. И. Геологи и горные инженеры России: Энциклопедия / Под ред. Академика Н. П. Лаверова. — М.; СПб.: Издательство «Гуманистика», 2000.
• Заблоцкий Е. М. Деятели горной службы дореволюционной России. Краткий биографический словарь. — СПб.: «Гуманистика», 2004.
• Деятельность В. Н. Татищева на Урале в 1720—1722 гг. // Исторические записки. — Т. 97. — 1976.
• Корепанов Н. Блюер, Блиер (Bluer) Иоганн Фридрих (Иван Иванович) // Немцы России. Энциклопедия. — Т. 1. — М., 1999. — С. 217.
• Корепанов Н. С. Блюэр (Bluer) Иоганн Фридрих // Екатеринбург. Энциклопедия. — Екатеринбург, 2002. — С. 57.

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVIII/1740-1760/Tatisev/Pisma_Ural_1722/ocr.htm Блюер (Блеер, Блиер) Иоганн Фридрих (Иван Иванович)]
• [www.newlyalya.ru/info/book1/?section=3&n=7 Блюэр (Блюер, Блиер, Блиэр) (Bluer) Иоганн Фридрих (Иван Иванович, Иван Фёдорович)]
• Вадим Баданов. [badanov-vadim.narod.ru/simple101.html Промышленность Карелии при Петре I.]
• Гайдуков П. Г. [www.pulo.ru/poludenga/polushka1a.html Русские полуденги, четверетцы и полушки XIV—XVII веков]
• [www.petrsu.ru/Chairs/Culture/tezis4.doc Иностранные специалисты на петровских заводах (начало XVIII в.)]
• Блюэр Иоганн-Фридрих // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Блюэр, Иван Фридрих // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Блюэр, Иоганн Фридрих

– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.