Боборыкин, Александр Дмитриевич (обществовед)

Александр Дмитриевич Боборыкин
ректор ЛГПИ имени А. И. Герцена
Начало полномочий:	1964
Окончание полномочий:	1986
Предшественник:	Бордовский, Геннадий Алексеевич
Место рождения:	деревня Зароево, Осташковский уезд, Тверская губерния
Место смерти:	Ленинград
Научная сфера:	политическая экономия
Учёное звание:	профессор; член-корреспондент АПН СССР
Альма-матер:	ЛПИ имени Покровского
Награды:

Александр Дмитриевич Боборыкин (7 ноября 1916, деревня Зароево, Осташковский уезд, Тверская губерния — 23 ноября 1988, Ленинград) — советский педагог, профессор, обществовед, член-корреспондент Академии педагогических наук (АПН) СССР, ректор Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена (1964—1986 годы).

Биография

Родился в семье крестьянина Боборыкина Дмитрия Сафоновича.

В 1925 году поступил учиться в среднюю школу, а в 1934 году окончил её. В этой же школе училась Лиза Чайкина — герой Великой Отечественной войны, была расстреляна 23 ноября 1941 года.

Во время войны был заместителем командира дивизиона в артиллерийской бригаде (Карельский и 1-й Украинский фронты). Тяжело ранен. Дошёл до Берлина. Его однополчанин — известный актёр Евгений Весник писал: «Я знаком с личностями, которые созданы для образов художественных, например, академик А. Д. Боборыкин — о нем можно поставить спектакль».

Награждён орденами Красной Звезды, медалями «За освобождение Праги», «За взятие Берлина» и другими. Освобождал Краков, Вену, Будапешт.

После войны, 1946—1949 гг. Александр Боборыкин — студент Ленинградского педагогического им. М. Н. Покровского, 1949—1952 гг. — аспирант. В 1953 году защитил кандидатскую диссертацию «Чернышевский — крупнейший экономист домарксова периода». 1952—1954 гг. — старший преподаватель кафедры политической экономии педагогического института имени Покровского. 1961—1964 гг. — проректор по учебной работе, 1964—1986 — ректор Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена. В 1964 году совместно с Г.Х Шахназаровым (отцом известного кинорежиссера Карена Шахназарова) и другими авторами написал первый учебник «Обществоведение» для средней школы .

В 1968 году избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР. Решением Академии ЛГПИ им. А.И. Герцена становится головным педагогическим институтом страны. Гуманитарий по призванию, став ректором, наибольшее внимание уделяет развитию факультета русского языка и литературы, факультета иностранных языков, художественно-графического факультета. Особое внимание уделил формированию и поддержанию фонда библиотеки института. Много сил отдаёт развитию международных связей, обмену студентами, языковой практике студентов в странах изучаемого языка, укрепляет международные связи ЛГПИ им. А.И. Герцена . Большой профессиональный интерес проявляет к проблеме учебного телевидения и вносит немалый вклад в разработку этого проекта .

Об Александре Дмитриевиче написана книга «Петербургская повесть. Главы жизни ректора А.Д Боборыкина» в серии «Золотые имена» (2002) .

Семья

Жена — Боборыкина Евгения Ефремовна. Дочь — Боборыкина, Татьяна Александровна. Внучка — Женя Любич.

Ссылки

• Весник Е. Я. Кто становится героем // Театр. — 1985. — № 12. — С. 94.
• Шахназаров Г. Х. , Боборыкин А. Д. Обществоведение. Учебник для выпускного класса средней школы и средних специальных учебных заведений. — 20-е изд. — М.: Политиздат, 1982. — 320 с.
• [lib.herzen.spb.ru/text/mikshin_10_07_55_62.pdf Антипод «застоя» (Александр Дмитриевич Боборыкин)]
• Телевидение в учебном процессе: сборник научных трудов
• Петербургская повесть: главы из жизни ректора А. Д. Боборыкина / Автор-Составитель А.В. Крейцер. Спб., 2002.
• Е. Г. Эткинд. Записки незаговорщика. Барселонская проза
• Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом // Новый мир. — 1991. — № 12. — С. 37.

Отрывок, характеризующий Боборыкин, Александр Дмитриевич (обществовед)

Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.