Бобриков, Степан Леонидович

Степан Леонидович Бобриков
Дата рождения	14 (26) января 1874(1874-01-26)
Место рождения	станица Кривянская, Черкасский округ, Область Войска Донского, Российская империя
Дата смерти	9 октября 1931(1931-10-09) (57 лет)
Место смерти	Сент-Женевьев-де-Буа, Франция
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Кавалерия
Звание	Генерал-майор
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война
Награды и премии

Степа́н Леони́дович Бо́бриков (14 [26] января 1874, станица Кривянская, Область Войска Донского, Российская империя — 9 октября 1931, Сент-Женевьев-де-Буа, Франция) — российский военный, генерал-майор. Донской казак. Управляющий Провальского войскового конного завода (1907—1917). Во время Гражданской войны — интендант Донской армии.

Биография

Родился 14 (26) января 1874 года в станице Кривянской Области Войска Донского. Дворянин.

Окончил Донской кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище. В 1896 году был произведён в хорунжие и получил назначение в лейб-гвардии Казачий полк. В 1900 году был произведён в сотники, в 1903-м — в подъесаулы, в 1913-м — в войсковые старшины.

В 1905—1907 годах — адъютант войскового наказного атамана войска Донского генерал-лейтенанта Одоевского-Маслова с оставлением в списках лейб-гвардии Казачьего полка. В 1907—1917 годах был управляющим войсковым конным заводом войска Донского (Провальским войсковым конным заводом). C 1916 года — старший член Донского скакового общества. В 1917 году произведён в полковники.

Посетивший конный завод 29 июня 1918 года недавно избранный атаман Донского казачества Пётр Краснов в тот же день написал:

Сегодня я осматривал Войсковой конный завод ВД в Провалье. Виденные мною косяки маток с жеребцами и молочными жеребчиками и кобылками (543 кобылы, 147 жеребчиков и 157 кобылок) найдены мною — кобылы и молодёжь в отличном состоянии, жеребцы еще не совсем оправились после голодовки, бывшей во время управления заводом комитетами… Постройки и инвентарь завода в отличном состоянии. Я не видел Войскового завода 10 лет. Последний раз, когда я его посетил, управляющий заводом полковник Бобриков только начинал чистокровное коневодство на заводе. За эти 10 лет завод сильно изменился. Благодаря настойчивости, знаниям и опыту полковника Бобрикова провальская войсковая лошадь утратила свои прежние недостатки — короткость колоды, некоторую бедность кости ног и короткость шеи. У теперешних провальских лошадей безупречная колода, отличная сухая нога и породистая голова. По своему типу они приближаются к лучшим российским лошадям Ново-Александровского завода, обладая ещё лучшими ногами, с более сухим сухожилием… Полковник Бобриков сумел не только создать прекрасную высококровную лошадь на Войсковом заводе и развить дело рождения чистокровных лошадей на Дону, но, быстро явившись после большевистской разрухи на завод, сумел сохранить его почти целиком от разгрома и расхищения и в короткое время восстановить его жизненные силы. ВД не забудет его трудов и самоотверженной любовной работы, я же как атаман ВВД прошу его и всех его сотрудников принять мою сердечную благодарность за тот блестящий порядок, в котором я нашел табуны, молодёжь, жеребцов и все постройки завода при своем посещении.

Участник Общедонского восстания. В Гражданскую войну, с мая 1918 года — интендант Донской армии. В том же году был произведён в генерал-майоры. Эвакуировался из Новороссийска в Крым, где служил в Русской армии Врангеля.

В эмиграции жил сначала в Турции, затем, в 1928 году, перебрался во Францию.

Последние годы жизни провёл в «Русском доме» (доме престарелых) в Сент-Женевьев-де-Буа. Умер 9 октября 1931 года, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Семья

• Родители:
  • Отец — Леонид Рафаилович Бобриков (около 1839 — 1889).
  • Мать — Екатерина Алексеевна Леонова.
• Жена — Екатерина Павловна Фомина (1876—1940).
• Сын
  • Павел Степанович Бобриков (1908—1981), французский экономист, общественный деятель русской эмиграции
  • Лев Степанович Бобриков (1899-1975), проживал в г. Баку Азербайджанской ССР с 1922г., бухгалтер, ИО Председателя Союза охотников и рыболовов Азербайджана
• Внуки:

со стороны Бобрикова П.С.

• • Александр Павлович Бобриков (р. 1944), французский волейболист, волейбольный тренер, спортивный функционер, историк, общественный деятель. Тренер женской сборной Франции по волейболу. Директор музея лейб-гвардии казачьего Его Величества полка в Курбевуа (с 1988).
  • Юрий Павлович Бобриков (1945—1992), общественный деятель русской эмиграции.

со стороны Бобрикова Л.С.

• Леонид Львович Бобриков (р.1940), мастер спорта СССР по баскетболу, член сборной Азербайджана с 1957-1969 г.г., сотрудник МВД Азербайджанской ССР, член Союза журналистов СССР с 1984 г.. Проживает с 2001г. в г. Санкт-Петербург РФ.

Награды

• Орден Святого Станислава 3 степени (1901)
• Орден Святой Анны 3 степени (1907)
• Орден Святого Станислава 2 степени (1910)
• Орден Святой Анны 2 степени (1913)

Библиография

• Терещенко А. Г. [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m5/3/art.aspx?art_id=576 Казачий некрополь в Сент-Женевьев-де-Буа] // Донской временник. Год 2005-й. Ростов н/Д, 2004. С. 124-132.
• Бобриков Степан Леонидович // Российское зарубежье во Франции. 1919—2000: Биографический словарь: В 3 т. / Под общ. ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской. — Т. 1: А—К. — М.: Наука, Дом-музей Марины Цветаевой, 2008. — С. 175.
• Бобриков Сергей, Полануер Александр. [www.bobrikov.com/11.html Глава 11. Интендант Донской армии] // Бобриков Сергей, Полануер Александр. [www.bobrikov.com/ Бобриковы, или Рассказ о жизни и судьбах донских казаков]

Отрывок, характеризующий Бобриков, Степан Леонидович

В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.