Бобринский, Георгий Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Георгий Александрович Бобринский

Граф Гео́ргий Алексáндрович[1] Бо́бринский (11 июля 1863 — 7 марта 1928[2]) — русский военный деятель, генерал-лейтенант (1910), генерал-адъютант (1915), генерал-губернатор Галицийского генерал-губернаторства (19141915).





Ранняя карьера

Родился в семье обер-гофмейстра Александра Алексеевича Бобринского, брат Алексея Александровича Бобринского. С ноября 1904 года был назначен генералом для особых поручений при главнокомандующем всеми сухопутными и морскими силами. С апреля 1905 года прикомандирован к командующему Первой Маньчжурской армией. По завершении Русско-японской войны был зачислен в военное министерство, а в мае 1910 года был переведён в распоряжение военного министра.

Во время Первой мировой войны

После начала Первой мировой войны, 23 августа 1914 года был направлен в Киев в распоряжение начальника снабжения армий Юго-Западного фронта в качестве «заведующего гражданской частью за границей», был соавтором «Временного положения про управление областями Австро-Венгрии, занятых по праву войны». 25 августа 1914 года на занятой российскими войсками части восточной Галиции было создано генерал-губернаторство, во главе которого поставили Бобринского. До 19 ноября 1914 года Бобринский был временно исполняющим обязанности генерал-губернатора, позже был утвержден в этой должности императорским указом. В своей программной речи Бобринский заявил: «Я буду учреждать здесь русский язык, закон и строй». В Галицийском генерал-губернаторстве проводил политику, направленную на скорейшую инкорпорацию Восточной Галиции в состав Российской империи. В июне 1915 года в связи с наступлением войск центральных держав, канцелярия генерал-губернаторства была эвакуирована в Киев. Бобринский возглавил комиссию по подготовке нового положения про управление оккупированными территориями. 17 марта 1916 года Галицийское генерал-губернаторство было упразднено, Бобринского направили в распоряжение главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта.

В 1919 году Бобринский эмигрировал во Францию.

C 1922 года — вице-председатель Союза ревнителей памяти императора Николая II.

Умер в Париже.

Воинские звания

Награды

российские[3]:

иностранные:

Семья

7 января 1885 года женился на княжне Ольге Ивановне Трубецкой (17 (05) февраля 1863 — 14 июня 1940). В браке родились двое детей:

Напишите отзыв о статье "Бобринский, Георгий Александрович"

Литература

  • Галиция. Временный военный генерал-губернатор (Бобринский). Отчет временного генерал-губернатора Галиции по управлению краем за время с 1-го сентября 1914 года по 1-е июля 1915 года. — Киев: Типогр. штаба Киев. воен. окр., 1916. — 49, II с.
  • Галиция. Временный военный генерал-губернатор. Отчет канцелярии военного генерал-губернатора Галиции в период времени с 28 августа 1914 по 1 июля 1915 года. Приложение № 1 (к отчету военного генерал-губернатора Галиции). — Киев, 1916. — 125 /1/с.

Примечания

  1. [www.hrono.info/biograf/bio_n/nik2all_b.html][www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10261874@SV_Articles В ряде источников имеет отчество Александрович]
  2. [www.vgd.ru/T/trubecky.htm Всероссийское генеалогическое древо]
  3. 1 2 Список генералам по старшинству. СПб 1906—1914 г.

Ссылки

  • [mnib.malorus.org/kniga/183/ Ю. Бахтурина. Политика Российской империи в Восточной Галиции в годы Первой мировой войны]
  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=392 Бобринский, Георгий Александрович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Бобринский, Георгий Александрович

В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.