Бобровые войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бобровые войны

Меховая торговля, иллюстрация 1820-го года
Дата

16401701 (условные рамки)

Место

Северная Америка: Великие озёра и Северный Вудленд

Итог

«Великий Монреальский Мир»" 1701 года, ирокезы оставили все захваченные территории (кроме долины Огайо).

Противники
Франция
Гуроны
Оттава
Оджибве
Могикане
Абенаки
Монтанье
Виннебаго
Иллинойсы
Шауни
Майами
Фоксы
Сауки
и др.
Ирокезы
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

«Бобровые войны» — принятое в российской историографии и историографиях ряда других стран название серии военных конфликтов во второй половине XVII века, основными участниками которых были ирокезы, французские колонисты и регулярные войска, а также индейцы из других окрестных племён и население европейских колоний. Название не отображает всю суть этих войн, а является лишь традиционным обозначением. Бобровые войны велись преимущественно в районе Великих озёр и в Северном Вудленде и являются одним из самых кровавых эпизодов истории Северной Америки. Основными причинами конфликтов являлись передел охотничьих угодий и борьба за права на торговлю в этом регионе.





Введение

Предпосылки

Начало ирокезской экспансии было положено ещё в XVI веке. После создания конфедерации ирокезские племена смогли быстро восстановить позиции, потерянные после их изгнания алгонкинами из бассейна реки Св. Лаврентия[1]. В силу сложившегося хозяйственного устройства, когда основное пропитание добывали женщины и, соответственно, мужские руки были освобождены, а также благодаря удачной обороне от внешних врагов с последующим снижением интенсивности их натиска, были созданы предпосылки для активной внешней экспансии. В короткое время ирокезы смогли накопить боевой опыт, привыкнуть к постоянным боевым действиям (которые в силу агроклиматических особенностей имели преимущественно наступательный характер), были сформированы военные традиции — всё это способствовало переходу от обороны к наступлению. Также большое значение имело то, что главным способом повышения статуса человека стали военные заслуги. Ещё одной, но менее значительной причиной, можно считать культурную изолированность ирокезов в окружении довольно сильно отличающихся от них алгонкинских племён, что затрудняло ведение мирного диалога между ними. В позднее время уничтожение бобров, чей мех был основным предметом обмена на ставшие необходимыми европейские товары, также способствовало экспансии.

Причины успехов

Важную роль в успешной завоевательной политике ирокезов исследователи отводят стратегически выгодному географическому положению[2] их территории. Располагаясь в долинах между водораздельными горными хребтами и на побережье озера Онтарио, они владели удобными водными путями, позволяющими без труда достигать всех важных районов Северо-востока Северной Америки. Вторая причина — опять же в сложившемся хозяйственном укладе, когда женщины занимались добычей основного пропитания — и изначально мужчинам-ирокезам отводилась роль охотников и воинов. Соответственно, с рождения их готовили именно к этому. Третьей причиной является достаточно быстрое замещение традиционного оружия огнестрельным, которое в большом количестве поставлялось европейцами, конкурировавшими между собой за монопольную торговлю с ирокезами.

Стратегия «Бобровых войн»

Нетипичным было ведение боевых действий ирокезов и их отношение с побеждёнными племенами. Практика повышения социального статуса через военные заслуги делала нежелательным подчинение поверженных племён или их вассализацию для военных вождей. Соответственно, с людьми из этих племён можно было не считаться и применять особую жестокость, которая сильно подрывала боевой дух подвергшихся нападению. Показательно также их отношение к подчинённым племенам, которые не были ни влиты в состав Лиги ирокезов, ни уничтожены.[3] С другой стороны, такая безжалостная тактика способствовала отчуждению «усыновлённых» ирокезами от своих бывших соплеменников и делала невозможным их предательство уже в отношении самих ирокезов. Поверженные ирокезами племена либо изгонялись со своих земель, либо полностью включались в состав племён — членов Лиги и ассимилировались, либо оставались в качестве племён для повышения статуса воинов или откупа от них (иногда это приобретало форму дани). Иногда направлялись специальные надсмотрщики или даже — позднее — назначались «почти-короли» и их представительства для контроля над племенами. Природно-климатические условия часто требовали использования небольших мобильных отрядов, что мешало организации военного взаимодействия между членами Лиги и привело к поражению в оджибве-ирокезской войне. Французы, однако, быстро переняли эту тактику и крупные экспедиции Кариньян-Сальерского полка в 1665-1666 годах стали уникальным, хотя и не слишком удачным опытом.

Экспансия ирокезов в доколониальный период

О ведении войн членов Лиги против соседей до прибытия европейцев в Северную Америку известно мало. Однако уже то, что французы, совсем недавно обосновавшиеся в Квебеке, в 1609 году ввязались в войну мохоков за долину реки Святого Лаврентия на стороне гуронов и алгонкинов уже говорит о том, что войны ирокезы вели, и вели их довольно успешно — раз уже в начале XVII века силами одного лишь члена союза были готовы выступать сразу против нескольких сильных союзов. В легенде об основании Лиги также упоминается о многочисленных войнах. Само основание конфедерации по легенде проходило в ситуации военного конфликта мохок и онейда с могиканами. Промедление ирокезов с нападением на эри, их нерешительность говорят о том, что это племя до прибытия европейцев на континент успело зарекомендовать себя грозным противником в войнах с ирокезами. Данные факты позволяют экстраполировать причины войн на более ранний период истории ирокезов.

Влияние торговли с европейцами

Появление на континенте европейских колонистов стало катализатором во внешней экспансии ирокезов и качественно изменило характер ведения войн. Ценность пушнины также увеличилась, так как она стала практически единственным товаром для обмена на продукцию европейского производства, быстро вошедшую в быт ирокезов. Соседство их страны с территорией колоний сразу нескольких стран (шведских, голландских, английских) позволило избежать экономического давления колониальной администрации. Это также вынуждало колонистов нарушать правила о продаже огнестрельного оружия, так как в случае несговорчивости одной стороны ирокезы могли обратиться к конкурентам. В то же время тесное партнёрство с белыми торговцами сделало Лигу сильнейшим образованием на северо-востоке Северной Америки, что, в свою очередь, ирокезы использовали для устранения уже своих конкурентов. Зависимость от европейских товаров, истощение собственных охотничьих угодий, а также стремление получить монопольное право сбыта европейцам пушнины (чем они уже успели насладиться в отношении голландцев) обусловили их военную экспансию в регионе.

Бобровые войны

Победоносное начало

После того, как ирокезы вытеснили могикан с их территории в результате ирокезо-могиканской войны, они стали фактически единственной силой, с которой колонисты восточного побережья могли вести стабильную торговлю. Однако земли Лиги были небогаты пушниной, что вынуждало их искать новые охотничьи угодья. Лига начала наступление на север и запад, на местности, в которых в изобилии водились бобры — основной источник ценной пушнины. В перспективе это также сулило выгодное посредничество в торговле с французами, чем доселе пользовались гуроны и алгонкинские племена.

Однако, появление ирокезов в начале 1630-х на французских торговых маршрутах стало помехой для собственно французских поселенцев, занимавшихся этим промыслом. В результате, французы начали активно вооружать врагов ирокезов: гуронов, монтанье, оттава и других — создавая, таким образом, буфер. Последние, в свою очередь, направили это оружие против племён на юге, отвоёвывая у них охотничьи угодья и играя, таким образом, главную роль в начавшихся Бобровых войнах. В 1638-м и 1640-м произошло ещё два серьёзных витка гонки вооружений, связанных с появлением шведов, начавших вооружение саскуеханнок, и попыткой англичан переманить у голландцев мохоков, в ответ на что голландцы начали вооружать ирокезов ещё сильнее. Следствием этого стала всё растущая мощь Лиги, которая постепенно начала переориентироваться в своей экспансии с востока на запад.

Так и не договорившись дипломатическим путём о разделе территории с гуронами, ирокезы начали затяжную войну с ними, продолжавшуюся до 1649 года, когда гуроны были разгромлены и вынуждены были бежать на запад. Аналогичным образом покинули свои земли племена: фоксы, шауни, сауки, майами, могикане и многие другие, часть их пополнила ряды французских союзников. В 1650-м были разбиты нейтралы, в 1656-м — эри (война продолжалась три с лишним года). До 1675-го сопротивлялась конфедерация саскуеханнок на юго-востоке от Лиги — ирокезоязычные племена, нередко до этого выступавшие на стороне Лиги в конфликтах с другими индейцами. В 1651-м начала войну коалиция, вооружённая французами, в которую входили абенаки, могикане, сококи и другие — что, однако, экспансию ирокезов сдержало несильно: даже вынужденные воевать на несколько фронтов, они в скором времени коалицию разбили. Ирокезы также посылали отряды в далёкие земли для наказания бежавших с родных мест врагов, нападали на племена, приютившие их. В итоге, район боевых действий расширился практически на весь северо-восток Северной Америки.

Противостояние и переориентация

Несмотря на успехи ирокезов и нарушение французской торговли пушниной в связи с уходом гуронов, французы продолжали ориентироваться на традиционных партнёров (к которым добавились ещё некоторые индейские племена, подвергшиеся нападению ирокезов), не завязывая официальных торговых отношений с ирокезами. Были неоднократные попытки договориться о разграничении торговых и промысловых сфер между ирокезами и союзниками французов, однако заключённые договорённости не исполнялись французами, что приводило к возобновлению боевых действий.

После 1653 года, оценив бесперспективность попыток лишить французов традиционных поставщиков пушнины — монтанье, оттава, кри и др., против которых было предпринято несколько военных походов, ирокезы снова решили начать мирные переговоры. Весной 1654-го состоялись переговоры с участием вождя-метиса Канакеса, привёзшего поручительные письма от голландцев. Однако сложные переговоры, длившиеся более года, к решению проблем стоявших перед Лигой не привели. Не изменила ситуацию и серия последующих переговоров.

В 1665-м году французами была организована экспедиция против ирокезов, ознаменовавшая собой поворотный этап в Бобровых войнах. Отныне походы французов в земли ирокезов стали совершаться регулярно. В 1667-м ирокезы были вынуждены заключить мирный договор, распространявшийся и на союзные племена. В результате 13-летней передышки французская торговля пушниной начала восстанавливаться, возобновились промысловые и миссионерские поездки на Великие озёра, были организованы миссии в Мичигане, положение французов упрочилось, была создана континентальная милиция. Однако произошло снижение стоимости пушнины, что вызвало недовольство французских союзников, чем в свою очередь не преминули воспользоваться ирокезы, переманивая их для торговли с англичанами через свою территорию, транзит через которую в это время стал безопасным. Это в итоге привело к снижению торгового оборота рынков в Квебеке. В то же время (1677 год) была создана Договорная цепь из побеждённых народов, что упрочило положение ирокезов в регионе. Кроме того, и собственно французские трапперы предпочитали сбывать пушнину не на севере, а на востоке — голландцам, а затем и англичанам. Связано это было, во-первых, с тем, что путь по реке Гудзон был короче, во-вторых, с тем, что цены на товары в голландских и английских колониях были ниже. В то же время ирокезы тоже несли убытки, возможность расширения охотничьих угодий была ограничена договорами, что их сильно обременяло. Многие ирокезские воины принимали участие в войне короля Филиппа. Такое положение дел было невыгодно обеим сторонам, и возобновление войны не заставило себя ждать.

Последующие войны

Подчинив в 1675 году саскуеханнок, ирокезы начали полномасштабное наступление на западном направлении. Под удары попала конфедерация иллиной, с территории которой бежали также и находившиеся там французы. Серия свирепых набегов на алгонкинские племена несколько пошатнула альянс. На некоторое время, боясь расправы, союз вынуждены были покинуть даже индейцы-оттава, что не могло не сказаться на торговле пушниной. Открытый вооружённый конфликт возобновился. Французы стали перевооружать созданную незадолго до этого милицию, укрепляли форты. Однако удача поначалу сопутствовала ирокезам, которые остановились лишь в 1684 году, когда провалилась их попытка взять форт Сент-Луис. В том же году французы воссоздали альянс, в который вошли оджибва, оттава, фокс, саук, гуроны, майами, иллиной, разноплеменные жители из подконтрольного французам Висконсина, бежавшие в своё время от ирокезов, и многие другие. Первые действия альянса были тем не менее неудачными, так что губернатор Канады вынужден был даже заключить с ирокезами мир. Однако вскоре после смены губернатора боевые действия возобновились, а со временем альянс и французы стали теснить ирокезов, и уже к 1696 году те оказались загнаны в пределы своих исконных владений, за исключением части Пенсильвании и восточного Огайо. Шедшая параллельно война между Англией и Францией завершилась в 1697 году, но столкновения между союзниками французов, колонистами и ирокезами продолжались до 1701 года.

Результаты

По миру, заключённому в 1701 году в Монреале между ирокезами и французами с альянсом (всего участвовало 39 индейских вождей) и сыгравшему очень большую роль в истории Северной Америки (см. также Великий Монреальский Мир), Лиге запрещалось участвовать в конфликтах между Англией и Францией, а конфликты между ирокезами и алгонкинами должны были разрешаться при посредничестве французов; части племён разрешалось вернуться на отвоёванные земли, хотя значительная часть по-прежнему осталась сконцентрирована в районе Висконсина.

По окончании войн из-за перенасыщения европейских рынков стала падать цена на пушнину. Французы были вынуждены свернуть официальную торговлю на Великих озёрах, что опять привело к разладу в союзе и сбыту мехов англичанам. Англичане подлили масла в огонь, открыв торговый пост в Детройте, подогрев противоречия среди алгонкинов, начавших враждовать между собой за близлежащие земли. Не стали ирокезы и буфером между английскими и французскими колониями, как сначала предполагалось, так как, отказав им в бóльшей доле в посредничестве, французы предопределили их ориентацию на английские колонии. Кроме того, в результате интриг, которые плели ирокезы, убеждая англичан в происках французов, их Договорная Цепь пополнилась племенами, ранее подконтрольными англичанам, а также перетянутыми на свою сторону бывшими союзниками французов из альянса, в котором теперь царил хаос.

Напишите отзыв о статье "Бобровые войны"

Примечания

  1. До сих пор нет ясности, были ли лаврентийские ирокезы предками непосредственно ирокезов конфедерации, однако, по всей видимости, земли могавков включали как минимум часть долины реки — в пользу этого говорит как ирокезская традиция, так и характер боевых действий [www.mesoamerica.ru/indians/north/ir_history.html Ir_history]
  2. Воробьев Д. В. Ирокезы (XV—XVIII вв.) // Цивилизационные модели политогенеза / Отв. ред. Д. М. Бондаренко, А. В. Коротаев. — М., 2002. Стр. 171
  3. Это хорошо иллюстрирует фраза ирокезского вождя, произнесённая по отношению к почтенному сахему далаваров в присутствии губернатора Пенсильвании в 1742 году: «Мы завоевали вас. Вы — женщины, мы сделали из вас женщин. Оставьте свои претензии на старые земли и уходите на запад. Никогда больше не пытайтесь продавать землю. Теперь убирайтесь.» [www.mesoamerica.ru/indians/north/delaware.html Lee Sultzman «Delaware History»]. Стоит, однако, отметить, что фраза эта была сказана с целью поднять свою значимость в глазах «белых», так как в собственно ирокезской культуре право на землю принадлежало как раз женщинам.

Литература

На русском языке

  • Аверкиева Ю. П. Индейцы Северной Америки. От родового общества к классовому. — М.: Наука, 1974. — С. 348.
  • Бадак А. Н., Войнич И. Е., Волчёк Н. М. и др. Начало колониальных империй/ Всемирная история. В 24 томах. Том 12. — Мн - М.: Харвест, АСТ, 2001. — С. 592. — ISBN 985-13-0293-7, 978-985-13-0293-8.
  • Воробьев Д. В. Ирокезы (XV – XVIII вв.)// Цивилизационные модели политогенеза. — М., 2002.
  • Либенштейн А., Ясенко О. Индейцы Великих озёр в XVII веке: расселение и войны// «Первые Американцы» №6. — С-Пб – М., 2000.
  • Морган Л. Г. Лига ходеносауни, или ирокезов. — М.: Наука, 1983. — С. 304.
  • Стингл М. Индейцы без томагавков. — М.: Прогресс, 1984. — С. 456 + илл.
  • Теннер Дж. Тридцать лет среди индейцев. Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера переводчика на службе США в Со-Сент-Мари. — М.: Иностранная литература, 1963. — С. 360.
  • Фентон У. Ирокезы в истории// Североамериканские индейцы. — М.: Прогресс, 1978. — С. 496.

На английском языке

  • Deloria P., Haggis J., Salisbury N. A Companion to American Indian History. — New York: Blackwell Publishers, 2002. — С. 528. — ISBN 1405121319.
  • Hunt G. T. The wars of the Iroquois. A study in intertribal trade relation. — Madison, 1940.
  • Munsell J. Annals of Albany. — Albany, 1951.

На французском языке

  • Funcken L. L`Uniforme et les Armes des Soldats des États-Unis. — Tournai: Casterman, 1979. — С. 156. — ISBN 2-203-14321-5.

Ссылки

  • [www.mesoamerica.ru/indians/north/north_woodland.html История народов Северного Вудленда]
  • [www.paulkeeslerbooks.com/Chap5Iroquois.html#IroquoisMigration IroquoisMigration. Paul Keesler] (недоступная ссылка с 08-09-2013 (3855 дней))
  • [www.nysm.nysed.gov/IroquoisVillage/ IroquoisVillage]
  • [bibliotekar.ru/maya/tom/24.htm Индейцы без томагавков. От Аляски до Флориды. Милослав Стингл]

Отрывок, характеризующий Бобровые войны

– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.