Бобров, Сергей Павлович

Сергей Павлович Бобров
Дата рождения:	9 ноября 1889(1889-11-09)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	1 февраля 1971(1971-02-01) (81 год)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	Российская империя, СССР
Род деятельности:	прозаик, поэт, литературный критик, переводчик, математик
Жанр:	научно-популярная литература литературоведение

Серге́й Па́влович Бобро́в (9 ноября 1889 — 1 февраля 1971, родился и умер в Москве) — русский поэт, литературный критик, переводчик, художник, математик и стиховед, один из организаторов русского футуризма, популяризатор науки.

Биография

Получил художественное образование (Московское училище живописи, ваяния и зодчества, 1904—1909). С 1911 был вольнослушателем в Московском археологическом институте. Работал в журнале «Русский архив», изучал творчество Пушкина и Языкова. В 1913 возглавлял постсимволистскую группу «Лирика», с 1914 — группу футуристов «Центрифуга» (его ближайшие литературные сподвижники — Борис Пастернак, Николай Асеев и Иван Аксёнов). Пользуясь девятью псевдонимами, он заполнил около трети антологии «Второй сборник Центрифуги» (1916) своими стихами. За три предреволюционных года одноименное издательство «Центрифуга» под руководством Боброва выпустило полтора десятка книг, включая «Поверх барьеров» Пастернака и несколько сборников Асеева. Бобров активно выступал как теоретик своих групп и критик-полемист (в 1920-е — в журнале «Печать и революция» под разными псевдонимами), тон его выступлений был обычно чрезвычайно резок. В 1920-е в литературных кругах складывается ряд мифов, кочующих по мемуарным публикациям и делающих фигуру Боброва одиозной (якобы он до революции был черносотенцем, а после неё — чекистом; якобы Бобров во время выступления Александра Блока незадолго до его смерти крикнул, что тот «уже мертвец» и т. п.); современные исследователи показывают несоответствие этих историй действительности.

Стихи Боброва опубликованы в нескольких дореволюционных сборниках 1913—1917 гг. («Вертоградари над лозами», «Алмазные леса», «Лира лир»), где он сочетает характерные приёмы футуризма с имитациями классической русской лирики и экспериментов Андрея Белого (иногда параллельно стилизуя обе манеры); с формальной точки зрения для него характерны эксперименты с перебоями в классических размерах и пропуски ударений в трёхсложниках (как и для Пастернака того периода и в переводах Аксёнова из английской драматургии). Стихи Бобров продолжал писать до конца жизни, в 1960-е годы вновь печатался (в альманахах «День поэзии» и др.); не всё издано.

В начале 20-х гг. Бобров опубликовал три социально-утопических романа: «Восстание мизантропов» (1922), «Спецификация идитола» (1923) и «Нашедший сокровище» (1931, под псевдонимом А. Юрлов). В 1920—1930-е годы Бобров работал в Центральном статистическом управлении, был репрессирован и сослан в Кокчетав. После возвращения из ссылки написал две научно-популярные книги для школьников (в сказочной форме) по математике «Волшебный двурог» (1949) и «Архимедово лето» (1950-е, две части), пользовавшиеся большой популярностью («Двурог» переиздавался неоднократно, последний раз в 2006 г.). Среди его прозаических сочинений — автобиографическая повесть «Мальчик».

Одним из постоянных интересов Боброва было стиховедение. В 1913 Бобров одним из первых описывает дольник (под названием «паузник»), в 1915 он издал книгу «Новое о стихосложении Пушкина», выступал с публикациями в 1920-е годы, а с 1962 вновь участвовал в стиховедческих штудиях нового поколения с А. Н. Колмогоровым и молодым М. Л. Гаспаровым. Боброву принадлежат важные исследования о перебоях ритма, о ритмике словоразделов (один из зачинателей этой темы). Гаспаров оставил интересные воспоминания о Боброве и посвятил памяти Сергея Павловича — «старейшины русского стиховедения» — свою книгу «Современный русский стих».

Бобров — автор мистифицированного продолжения стихотворения Пушкина «Когда владыка ассирийский», опубликованного в 1918. После того, как пушкинист Н. О. Лернер признал мистификацию за подлинный текст Пушкина, Бобров выступил с саморазоблачением, вскрыв методику создания подделки.

Много и плодотворно занимался поэтическим переводом, автор первого полного перевода «Пьяного корабля» А. Рембо. Перевел на русский язык «Песнь о Роланде». Множество переводов не опубликовано.

Сочинения

• Бобров С. Вертоградари над лозами. Стихи. Рис. Н. Гончаровой. М., «Лирика», 1913. — 162 с.
• Бобров С. Мальчик. — М., «Художественная литература», 1976. — 496 с., 50 000 экз.
• Бубера К[от]. Критика житейской философии: Неизвестная книга Сергея Боброва. Из собрания Библиотеки Стэнфордского университета / Под ред. М. Л. Гаспарова. Stanford 1993, 10 (Stanford Slavic Studies. Vol. 6).

Источники

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Ссылки

• [www.vekperevoda.com/1887/bobrov.htm Сергей Бобров] на сайте «Век перевода»
• [ilib.mirror1.mccme.ru/djvu/dvurog.htm «Волшебный двурог» С. П. Боброва] — книга для школьников о путешествии в страну математических чудес.
• [slova.org.ru/bobrov/about/ Сергей Бобров] на slova.org.ru.
• [ka2.ru/hadisy/duvakin_1.html Сергей Бобров в фонодокументах В. Д. Дувакина (воспоминания о Велимире Хлебникове)]

Отрывок, характеризующий Бобров, Сергей Павлович

Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.