Бобчев, Стефан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стефан Савов Бобчев

Болгарский юрист, журналист и политик, член Народной партии Болгарии
Дата рождения:

2 февраля 1853(1853-02-02)

Место рождения:

Елена

Гражданство:

Болгария Болгария

Дата смерти:

8 сентября 1940(1940-09-08) (87 лет)

Место смерти:

София

Стефан Савов Бобчев (2 февраля 1853 Елена8 сентября 1940 София) — болгарский юрист, журналист и политик, член Народной партии Болгарии.

Родился в городе Елена, когда Болгария ещё была частью Османской империи. С 1868 года учился в военном училище в Стамбуле, а в мае 1876 года после Апрельского восстания эмигрировал сначала в Одессу, затем в Бухарест. В Бухаресте он стал редактором газеты «Стара планина», выходившей два раза в неделю с 19 августа 1876 по 2 августа 1877 года; писал под псевдонимом С. Бежан. Во время Русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов был военным корреспондентом газеты «Русский мир». Позже Бобчев был назначен чиновником по особым поручениям в администрации Временного правительства, установленной российскими войсками. На рубеже 1880-х годов опубликовал несколько работ на основе своих воспоминаний о войне.

В конце войны Бобчев отправился в Москву, где в 1880 году окончил юридический факультет. После возвращения в Болгарию он поселился в Пловдиве, где он стал судьёй и дослужился до должности президента Верховного административного суда Восточной Румелии, затем став заместителем (1883 — 1884) и министром юстиции (1884 — 1885) Восточной Румелии. С 1881 почётный, а с 1884 года - полноправный член Болгарского научного общества (ныне Болгарская академия наук). После объединения страны работал юристом, а после попытки пророссийского переворота в стране жил некоторое время в Одессе (1886 — 1889).

С 1894 года Стефан Бобчев активно участвовал в работе Народной партии и неоднократно избирался депутатом, а в 1899 году навсегда поселился в Софии. Здесь он стал основателем и президентом (1901 — 1921) Ассоциации болгарских публицистов и писателей, а в 1903 — 1940 годах был председателем Славянского общества. В 1902 — 1935 годах он преподавал историю права и каноническое право в Софийском университете св. Климента Охридского. Бобчев стал почётным членом Югославской академии наук и искусств в Загребе в 1909 году и Чешской академии наук и искусств в Праге в 1910 году.

В 1911 — 1912 годах Бобчев был министром образования в правительстве Ивана Евстатиева Гешова. В 1912 — 1913 годах был послом Болгарии в России. Его деятельность в этот период была осуждена третьим государственным судом в 1923 году. В 1920 году основал Свободный университет политических и экономических наук, оставаясь его ректором до 1937 года. Умер в Софии.



Библиография

  • Ташев, Ташо. Министрите на България 1879-1999. София, АИ „Проф. Марин Дринов“ / Изд. на МО, 1999. ISBN 978-954-430-603-8 / ISBN 978-954-509-191-9. с. 56-57.

Напишите отзыв о статье "Бобчев, Стефан"

Отрывок, характеризующий Бобчев, Стефан

– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.