Богаевский, Пётр Михайлович

Пётр Михайлович Богаевский

Пётр Миха́йлович Богае́вский (23 августа 1866 года — 29 января 1929 года София, Болгария) — российский этнограф, профессор государственного права Томского университета.

Биография

Из дворян. После окончания в 1891 году юридического факультета Московского университета был оставлен профессором Л. А. Комаровским по кафедре международного права. В 1901—1903 годах находился за границей, преимущественно в Швейцарии, работая в архивах Общества Красного Креста. Магистрант (1905), впоследствии (1913) — доктор международного права; в периоды 1904—1906 и 1908—1912 годы — приват-доцент Томского университета (в 1906—1908 годы он был директором Петровско-Александровского пансиона-приюта в Москве и приват-доцентом Московского университета), с 13 октября 1912 года — профессор Императорского университета Святого Владимира в Киеве. В 1918 году стал одним из создателей Киевского Ближневосточного института, а позже его ректором.

В эмиграции П. М. Богаевский — с 1920 года; выехав из Одессы в Болгарию, он занял кафедру международного права Софийского университета и стал директором Ближневосточного института.

В Болгарии им было издано значительное количество научных трудов. На русском языке он опубликовал следующие работы: «Кючук-Кайнарджинский мир и его значение» — юбилейный сборник в честь С. С. Бобчев, София 1921 г; «Международное право. Лекции.» София, 1925; «Ещё к вопросу о якобы международных отношениях между Москвою и Малороссией». Для студентов Софийского университета им были изданы лекции по международному праву.

Помимо преподавания международного права П. М. Богаевский вёл активную лекционную деятельность. К примеру, 19 апреля 1922 года в г. Тырново-Сеймен перед слушателями Кубанского военного училища им была прочитана лекция «Народы России и её единство». Его общественно-политическая деятельность была неоднозначна, что находило своё отражение на страницах эмигрантских газет.

Труды

• Мултанское «моление» вотяков в свете этнографических данных — М.: Гросман и Кнебель, (И. Кнебель), 1896. — 112 с.
• [nasledie.enip.ras.ru/ras/view/publication/browser.html?clear=true&perspective=popup&id=44235086 Право и мир в международных отношениях]: Сборник статей, сост. под ред. проф. гр. Л. А. Комаровского и П. М. Богаевского. — М.: Изд. магазина «Книжное дело», 1899. — XII, 545 с.
• Женевская конвенция в историческом развитии // Журнал Министерства юстиции. — 1904. — [№ 5. Май — № 6. июнь]. — С. 34—49
• Красный Крест в развитии международнаго права. Ч. 1—2. — М., Т-во скоропеч. А. Левенсон, 1906—1913
• Специальный курс международного права: (Торг. трактаты): Крат. конспект лекций, чит. в весен. семестре 1914 г. в Киев. коммерч. ин-те проф. П. М. Богаевским. — Киев : изд. студ. С. Любовского и А. Хволеса, 1914.
• Босфор и Дарданеллы в их международном положении — Киев: тип. т-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1915.
• Красный крест в главных моментах его жизни и организации — М.: тип. Г. Лисснера и Д. Собко, 1916.
• Соединенные Штаты [Северной Америки] как пример федерации — Киев: о-во «Русь», 1917.
• Кючук-Кайнарджийский мир и его значение // Юбилейный сборник в честь на С.С. Бобчев. — София, 1921.
• Международное право. — София, 1925
• Присъединението на Малорусия къмъ Масковското Царство ([www.ukrstor.com/ukrstor/bogaevskij_prisoedinenije.htm Присоединение Малоросси к Московскому царству]). — София, 1926.
• Ещё к вопросу о якобы международных отношениях между Москвою и Малороссией // Славянский глас. — София, 1928. — № 3

Литература

• Стародубцев Г. С. «Международно-правовая наука Российской эмиграции», Москва, 2001 г.

Ссылки

• [nasledie.enip.ras.ru/ras/view/person/history.html?id=44235083 Биографическая справка]
• [russkayagazeta.com/rg/gazeta/fullstory/russian-tomb-15/ Незабытые могилы — духовный мемориал зарубежным соотечественникам] // Русская газета. — 2006. — № 15

Отрывок, характеризующий Богаевский, Пётр Михайлович

Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.