Богарт, Эрнест Ладлоу
| Эрнест Ладлоу Богарт | |
| Ernest Ludlow Bogart | |
 16 май 1938 года | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Эрнест Ладлоу Богарт (англ. Ernest Ludlow Bogart; 16 марта 1870, Йонкерс, штат Нью-Йорк, США — 1958, США) — американский экономист, эмерит профессор экономики Иллинойсского университета, президент Американской экономической ассоциации в 1931 году.
Биография
Эрнест родился 16 марта 1870 в Йонкерсе, штат Нью-Йорк[1].
Богарт поступил в 1886 году и в 1890 году получил степень бакалавра искусства в Принстонском университете, в 1891—1893 годах был учителем английского в Хиллман Академии в Уилкс-Барре в штате Пенсильвания[2]. В 1896 году получил степень магистра искусств в Принстонском университете, докторскую степень по философии Богарт получил в 1897 году в Галле-Виттенбергском университете[1].
В 1896—1897 годах преподавал социологию в Принстонском университете[2]. В 1898 году был ассистентом профессора экономики и социологии в колледже Смита[2]. В 1898—1900 годах был ассистентом профессора экономики и социологии в Индианском университете, в 1900—1905 годах преподавал в Оберлинском колледже. В 1906—1909 годах ассистент профессора экономики, а в 1909—1941 годах профессор экономики в Принстонском университете. Дополнительно Эрнест Богат в 1919—1920 годах был профессором банковского дела и финансов в Школе дипломатической службы Джорджтауна[en], в 1920—1938 годах заведующий кафедры экономики Иллинойсского университета, в 1929—1930 годах профессор экономики в Клермонтского колледжа[en], на летних сессиях был приглашенным профессором в Колумбийском университете, в Калифорнийском университете, в Техасском университете и в университете Южной Калифорнии. В 1938 году ушёл в отставку, став эмерит профессором Иллинойсского университета[1].
Во время Первой мировой войны в 1918 году был членом комитета по государственной информации, затем в 1918 году в бюро исследований Торговой палаты США, в 1919—1920 годах региональным экономистом и советником по внешней торговли в Государственном департаменте США. С 1920 года в консультационном совете Национальной Экономической лиги, в 1920 году делегат Государственного департамента США на съезде Внешнеторгового Совета, с 1924 года в консультационном комитете Ассоциации стабильных денег, в 1933 году в комитете по денежно-кредитной политике в Торговой палате США, в 1933 году в правительственной комиссии по безработице, с 1934 года в национальной денежной комиссии экономистов. Богарт являлся членом Национальной ассоциации парка, членом Эконометрического общества, членом Американской статистической ассоциации[en][2], членом Ассоциации внешней политики[en], членом Ирано-Американской Ассоциации, в 1922—1923 годах советник Иранского правительства, а также членом и президентом в 1931 году Американской экономической ассоциации, член общества Фи Бета Каппа[en], общества Бета Гамма Сигма[en], общества Дельта Сигма Пи[en] и Фи Каппа Эпсилон[1].
Библиография
- Bogart E.L. Die Finanzverhältnisse der Einzelstaaten der nordamerikanischen Union — Jena : G. Fischer, 1897
- Bogart E.L. The housing of the working people in Yonkers — New York: Macmillan Company, 1898
- Bogart E.L. The machinists' strike, 1900 — New Haven, 1900
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=mdp.39015065678040;view=1up;seq=7 Trial bibliography and outline of lectures on the financial history of the United States] — Oberlin, Ohio: The News printing company, 1901
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=njp.32101067016871;view=1up;seq=8 The steel strike] — S.l., 1902
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.b3120283;view=1up;seq=7 The economic history of the United States] — New York : Longmans, Green, and Co., 1908, c1907
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.b4402094;view=1up;seq=7 Financial history of Ohio] — Urbana-Champaign, Illinois, Published by the University, 1912
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.$c14802 Exercise book in economic history of the United States] — New York,Chicago, Longmans, Green, and Co., 1914
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.$b18439;view=1up;seq=7 Business economics] — Chicago: La Salle extension university, 1915
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=coo1.ark:/13960/t0ms49j73;view=1up;seq=7 Readings in the economic history of the United States] — New York, Longmans, Green and Co., 1916
- Bogart E.L. Historical novels in American history, 1917
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=hvd.hntrv4;view=1up;seq=13 Direct costs of the present war] — New York: Oxford University Press, 1918
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.c3031994;view=1up;seq=5 Economic aspects of the war. Selected source material dealing with the economic aspects of the war] — Philadelphia, McKinley Publishing Company, 1919
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.31175009810618;view=1up;seq=15 The centennial history of Illinois. Editor-in-chief: Clarence Walworth Alvord] — Springfield: The Commission, 1918—1920, 1920
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=wu.89064414337;view=1up;seq=18 The modern commonwealth, 1893—1918] — Springfield, Illinois Centennial commission, 1920
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=wu.89064414279;view=1up;seq=15 The industrial state, 1870—1893] — Springfield, Illinois Centennial commission, 1920
- Bogart E.L. War costs and their financing; a study of the financing of the war and the after-war problems of debt and taxation — New York, D. Appleton and company, 1921
- Bogart E.L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=mdp.39015008085055;view=1up;seq=7 Internal improvements and state debt in Ohio; an essay in economic history] — New York, Longmans, Green and Co., 1924
Напишите отзыв о статье "Богарт, Эрнест Ладлоу"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 The University of Illinois at Urbana-Champaign [faculty.las.illinois.edu/esfahani/IIEA/ConferenceOnIranEconomy_files/UIUC%20and%20Iran.htm Meet the faculty: ERNEST L. BOGART] // Daily Illini, November 29, 1938.
- ↑ 1 2 3 4 [ann.sagepub.com/content/12/2/87.extract# Personal Notes] // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science, vol. 12, no. 2. — September 1898. — P. 87-92. — DOI:10.1177/000271629801200206.
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Богарт, Эрнест Ладлоу
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
