Богачёв, Вячеслав Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Богачев, Вячеслав Михайлович»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Вячеслав Богачёв

В. Богачёв в роли дворника дома №7 в фильме М. Захарова «12 стульев» (1976 год)
Имя при рождении:

Вячеслав Михайлович Богачёв

Профессия:

актёр, театральный режиссёр

Награды:

Вячесла́в Миха́йлович Богачёв (29 августа 1937 года — 14 октября 2000 года) — советский и российский актёр театра и кино, режиссёр, народный артист РСФСР (1984).





Биография

Родился 29 августа 1937 года. В 1958 году окончил ГИТИС и поступил работать в театр им. Ленинского Комсомола, где проработал почти шесть сезонов. С 1964 года был актёром и режиссёром Московского театра оперетты, где проработал более 35 лет.

Вячеслав Богачёв продолжил традиции великой плеяды комиков «Московской оперетты» — Г. М. Ярона, В. С. Володина, С. М. Аникеева, В. И. Алчевского, создав череду гротескных образов: преимущественно ярко-сатирических в советских музыкальных комедиях и обаятельно-лукавых в опереттах Ж. Оффенбаха, И. Штрауса, И. Кальмана, Ф. Легара и др. Среди лучших работ Богачёва — боярин Сапун-ТюфякинДевичий переполох»), Наполеон («Катрин»), Кавалькадос («Поцелуй Чаниты»), Расплюев («Свадьба Кречинского»).

В качестве режиссёра осуществил постановку 4 спектаклей на сцене «Московской оперетты», а также поставил музыкальную сказку «Шиворот-навыворот» Г. Гладкова и Ю. Энтина в Театре имени Моссовета.

Занимался озвучением. Его работы в дубляже — это известные герои мультфильмов: профессор Нортон Нимнул из «Чип и Дейл спешат на помощь», персонажи мультсериалов «Чудеса на виражах», «Русалочка» и «Гуфи и его команда». Участвовал в озвучении на русский язык «Черепашек-Ниндзя», где в поздних сериях дублировал Микеланджело, Сплинтера и Шреддера, был нашим «голосом» Винни-Пуха в одноименном диснеевском сериале.

Был дважды женат. Первая жена — актриса Элла Бурова, их сын — оперный певец (тенор) Владимир Богачёв. Вторая жена — Кузьмичёва З. В., дочь — Дарья.

Ушёл из жизни 14 октября 2000 года. Похоронен на 24-м участке Ваганьковского кладбища.

Творчество

Роли на сцене «Московской оперетты»

Режиссерские работы

Московский театр оперетты
Театр имени Моссовета

Роли в кино и озвучивание

  1. 1959 — Жестокость — сотрудник угрозыска
  2. 19731983 — Вечный зов — эпизод (15 серия)
  3. 1974 — Приключения Мюнхаузена. Чудесный остров (мультфильм)
  4. 1975 — На лесной тропе (мультфильм) — Лис
  5. 1976 — 12 стульев — дворник дома № 7
  6. 1976 — Пока бьют часы — Король Кроподин I
  7. 1976 — Фердинанд великолепный — Августин, хозяин гостиницы
  8. 1978 — Подарок для самого слабого (мультфильм) — Дятел
  9. 1980 — Полет с космонавтом — переводчик, преподаватель педагогического училища
  10. 1982 — Лиса Патрикеевна (мультфильм) — Баран
  11. 1983 — Попался, который кусался (мультфильм) — Лис
  12. 1986 — Вера
  13. 1987 — Игра в детектив. Выпуск 1 (телеспектакль) — мистер Оссейн
  14. 1987Лесные сказки. Фильм второй
  15. 1988 — Земляки
  16. 1988 — Как прекрасно светит сегодня Луна (мультфильм) — текст от автора и все роли
  17. 19891991 — Чёрный принц Аджуба / Ajooba (СССР, Индия) — продавец кинжалов
  18. 19921997 — Мелочи жизни — Алик, парикмахер

Работы в дубляже

  • Чип и Дейл спешат на помощь — профессор Нимнул, Клордейн, Толстопуз — в серии «Родительское благоразумие — в сторону»; сыщик Дрейк (в сериях «Похищенный рубин» (1ч.) и «Как мы встретились с Рокфором»), читает названия серий, Крыса Капоне (в сериях «Плывет, плывет кораблик...» и «Бурундуки на секретной службе»), Псина Ла Фур (в сериях «Загнанных собак меняют?»), эпизодические и второстепенные персонажи
  • Черепашки-ниндзя — Микеланджело,Сплинтер,Шреддер (классические/старые серии: 5-й (1991 г., кроме некоторых серий), 6-й (1992 г.) и 7-й сезоны (только серии 1993 г.) — второй состав дубляж Телевизионного технического центра по заказу телеканала «2x2» 36 серий)
  • Гуфи и его команда — эпизодические и второстепенные персонажи, «Гуфи против Мафии» — рассказчик
  • Чудеса на виражах — некоторые эпизодические и второстепенные персонажи
  • Новые приключения Винни-Пуха — Винни-Пух
  • Русалочка — Креветка, морской конек, торговец-мурена, морское чудище («Саймон»), в ранних сериях — эпизодические и второстепенные персонажи, морские жители
  • Война Гоботов — Первый
  • ВукПес-рассказчик, один из гусей (Версия дубляжа от Главной редакции ЦТ 1984г)

Признание и награды

Напишите отзыв о статье "Богачёв, Вячеслав Михайлович"

Примечания

  1. [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=074157 Указ Президента Российской Федерации от 27 ноября 1998 года № 1427 «О награждении государственными наградами Российской Федерации работников Московского государственного академического театра оперетты»]

Ссылки

  • [www.mosoperetta.ru/history/bogachev.php О Вячеславе Михайловиче Богачёве на сайте «Московской оперетты»]

Отрывок, характеризующий Богачёв, Вячеслав Михайлович

Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.