Богданович, Пётр Константинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Константинович Богданович
Дата рождения

27 июля 1898(1898-07-27)

Место рождения

Санкт-Петербург

Дата смерти

27 апреля 1955(1955-04-27) (56 лет)

Место смерти

Москва

Принадлежность

СССР СССР

Годы службы

19171947

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Февральская революция,
Октябрьская революция,
Первая мировая война,
Гражданская война в России,
Советско-польская война,
Советско-финская война,
Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР,
Великая Отечественная война

Награды и премии

Пётр Константинович Богданович (18981955) — генерал-майор Советской Армии, участник ряда войн, Герой Советского Союза (1945).



Биография

Пётр Богданович родился 14 (по новому стилю — 27) июля 1898 года в Санкт-Петербурге в рабочей семье. Получил начальное образование, с 1913 года работал на Путиловском заводе токарем, одновременно учась в техническом училище. В феврале 1917 года Богданович вступил в отряд Красной Гвардии, участвовал в Февральской и Октябрьской революциях, штурме Зимнего дворца. В феврале 1918 года пошёл на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, был направлен на фронт, участвовал в боях с немецкими войсками под Псковом. Участвовал в Гражданской войне, был пулемётчиком и начальником разведки 41-го Урос-Озерского полка, воевал под Мурманском против финских, английских и белогвардейских войск. С марта 1919 года учился на 1-х Советских кавалерийских курсах в Петрограде. Участвовал в составе курсантского сводного полка в боях под Петроградом с войсками генерала Юденича. Окончив курсы, воевал на Западном фронте, был командиром взвода 15-й кавалерийской дивизии 1-го конного корпуса, затем начальником разведывательного отдела кавбригады 1-й Конной армии. Участвовал в советско-польской войне, боях с махновцами. В июне 1921 года Богданович был назначен помощником начальника разведки 1-й Забайкальской кавалерийской дивизии, участвовал в боях с войсками барона Унгерна[1].

В 1922 году Богданович окончил Высшую кавалерийскую школу в Петрограде. С июня 1923 года был начальником конных разведчиков 14-го погранбатальона 17-го погранотряда войск ОГПУ Белорусской ССР. В 19251934 годах служил в 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии Белорусского военного округа, был командиром взвода, квартирмейстером полка, командиром эскадрона, помощником начштаба кавалерийского полка. С января 1934 года Богданович был помощником начальника 1-й части штаба 7-й Самарской кавалерийской дивизии в Минске. С августа 1936 года был помощником начальника отдела штаба 3-го кавкорпуса. В сентябре 1937 года был снят с должности и уволен из рядов РККА. В апреле 1938 года был восстановлен в армии на прежней должности. С августа 1938 года был начальником отдела штаба того же корпуса, с ноября 1938 года — помощником начштаба 6-й кавалерийской дивизии. Вскоре после последнего назначения был направлен на учёбу в академию. Учась в академии, Богданович был откомандирован начальником штаба стрелковой бригады и дивизии на фронт советско-финской войны. В 1940 году окончил Военную академию имени Фрунзе. С апреля 1940 года был начальником штаба 74-й стрелковой дивизии в Одесском военном округе, участвовал в походе советских войск в Бессарабию и Буковину[1].

В начале Великой Отечественной войны находился на той же должности в составе 9-й армии Южного фронта. В декабре 1941 года Богданович был назначен начальником штаба отдельного кавкорпуса 57-й армии Южного фронта, 5-18 декабря был временно исполняющим обязанности командира этого корпуса. В 1942 году вступил в ВКП(б). В марте 1942 года он стал командиром 81-й бригады морской пехоты 56-й армии, в октябре 1942 года — командиром 31-й стрелковой дивизии 17-й армии Закавказского фронта. Участвовал в обороне Донбасса, Ростова-на-Дону, битве за Кавказ, боях на Кубани, освобождении Краснодара. 28 апреля 1943 года ему было присвоено звание генерал-майора[1].

В апреле 1943 года дивизия был передана в состав 46-й армии Степного фронта, а впоследствии — на Юго-Западный фронт (с октября того же года — 3-й Украинский). Дивизия под командованием Богдановича участвовала в Донбасской операции осенью 1943 года. В декабре 1943 года Богданович получил тяжёлое ранение. В феврале 1944 года вернулся в строй. Его дивизия вошла в состав 52-й армии 2-го Украинского фронта, участвовала в Уманско-Ботошанской операции. В мае 1944 года Богданович был назначен командиром 49-й стрелковой дивизии 33-й армии 2-го Белорусского фронта (впоследствии передавалась в состав 3-го и 1-го Белорусских фронтов). Дивизия под его руководством участвовала в Белорусской, Могилёвской, Минской, Каунасской, Висло-Одерской, Берлинской операциях[1].

В январе 1945 года Богданович организовал глубокий прорыв немецкой обороны на западном берегу Вислы в районе деревни Рудки с Пулавского плацдарма. Преследуя отступающие немецкие части, дивизия форсировала Варту и вступила на территорию Германии. За период с 14 по 30 января 1945 года дивизия Богдановича уничтожила 3320 и взяла в плен 161 немецкого солдата и офицера, уничтожила 203 пулемёта, 48 миномётов, 47 орудий, 6 танков, 230 автомобилей, 23 мотоцикла, 35 велосипедов, 8 самоходок, 217 повозок с грузами[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство» генерал-майор Пётр Богданович был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 6446[1].

С августа 1945 года Богданович был заместителем командира 40-го гвардейского стрелкового корпуса в составе Группы советских войск в Германии. В октябре 1946 года стал преподавателем по оперативно-тактической подготовке Военной академии имени Фрунзе. В декабре 1947 года Богданович был уволен в запас за «пьянство и недостойное поведение»[1].

Проживал в Москве, умер 27 апреля 1955 года, похоронен на Преображенском кладбище[1].

Был награждён двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденами Суворова 2-й степени и Красной Звезды, а также рядом медалей[1][2].

Напишите отзыв о статье "Богданович, Пётр Константинович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6530 Богданович, Пётр Константинович]. Сайт «Герои Страны».
  2. [www.podvignaroda.ru/filter/filterimage?path=VS/182/033-0686196-4167%2B040-4176/00000211.jpg&id=44680013&id1=311d33e6b4156b7087ee83b33c2e5f51 Наградной лист]. Подвиг народа. Проверено 20 февраля 2014.

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Герои огненных лет. Книга 7. М.: Московский рабочий, 1984.
  • Гречко А. А. Битва за Кавказ. ВИМО. М. 1969.
  • Великая Отечественная: Комкоры. Том 2. Биогр. словарь. М.-Жуковский, 2006.

Отрывок, характеризующий Богданович, Пётр Константинович

Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.