Богданов, Евгений Николаевич

Богданов Евгений Николаевич
Дата рождения:	24 июня 1940(1940-06-24)
Место рождения:	Варгаши, Варгашинский район, Челябинская область РСФСР, СССР (ныне Курганская область)
Дата смерти:	19 февраля 2011(2011-02-19) (70 лет)
Место смерти:	Москва, Россия
Род деятельности:	Писатель
Язык произведений:	русский

Евгений Николаевич Богданов (24 июня 1940 года, пос. Варгаши, Варгашинский район, Челябинская область (ныне в Курганской области) — 19 февраля 2011 года, Москва) — русский советский писатель.

Биография

Родился в семье педагогов, после окончания семилетки поступил в Свердловский машиностроительный техникум. Проучившись год, пришёл к выводу, что выбор сделан ошибочно. Вернувшись домой, устроился учеником фрезеровщика на завод и поступил в вечернюю школу. Работал плотником, токарем, геологом, заведующим библиотекой на колёсах.

Будучи рабочим, писал заметки в районную газету «Маяк», после окончания школы работал в ней литсотрудником. Писать о людях, не познав жизни, сложно, поэтому Евгений Богданов решил поехать на Север. Устроился пионервожатым в детдом на Ямале, в поселке Кушеват, далее — геодезистом. И здесь продолжал писать. Рассказы публиковались в «Тюменском комсомольце».

Любовь к литературе привела его в Литературный институт им. Горького, после окончания которого он получил направление в журнал «Советская литература» на японском языке. Позже работал в журналах «Сельская молодёжь» и «Дружба народов», в газете «Литературная Россия».

С 1975 года член Союза писателей СССР, членский билет получил в 1976 году. С 1978 г. — сугубо на творческой работе. Лауреат Всесоюзных литературных конкурсов — имени Николая Островского (1974), «Литературной газеты», премий журнала «Наш современник», газет «Известия», «Неделя».

Похоронен на Калитниковском кладбище в Москве.

Творчество

В разные годы публиковал романы, повести, рассказы и очерки в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Москва», «Наш современник», «Молодая гвардия», «Огонёк», «Литературное обозрение», «Театр», «Проза», «Лепта», «Смена», «Сельская молодёжь», «Советская литература», «Континент» (Франция) и др.; в газетах «Литературная газета», «Литературная Россия», «Советская Россия», «Известия», «Неделя», «Вечерняя Москва», «Труд», «Гудок» и др.

Творчество Евгения Богданова ─ в традициях русской классической сюжетной прозы. Языком сочным, живым, в движении и развитии, вобравшим в себя элементы нового, он создал целую галерею лиц, характеров на фоне примет времени. Как пишет критик Ю. Лопусов:

«Е. Богданов идет к прозе от очерка. Отсюда пристальное внимание к реальному факту жизни, стремление к максимальной точности. Его проза жизненно достоверна и убедительна. Каждый эпизод, каждая деталь прописаны отчетливо и легко просматриваются в контексте художественного замысла, словно камешек в прозрачной воде».

Сюжеты рассказов и повестей Е. Богданова всегда, если так можно выразиться, с заковыкой, с изюминкой. Через сюжетный ход и проявляются характеры со своими слабостями, неожиданностями, причудливостью… Критик отмечает:

«На малой площади рассказа или очерка Е. Богданов умеет полно раскрыть своего героя и идею, владеющую им. Более всего писателя занимает ситуация парадоксальная, Тогда он совмещает на нескольких страницах настроение и характер и событие, которые в слиянии своем высекают искру глубокого сочувствия герою, заставляют горячо принять мысль сюжета.

Талант Богданова — веселый, подчас озорной. В любой ситуации он увидит, разглядит и нас заставит рассмотреть трепетно изливающуюся радость бытия простой, не всегда легкой жизни. Нельзя сказать, что писатель снисходителен к человеку — просто он редко пишет зло в чистом виде. К нему и его носителям он относится с нескрываемой брезгливостью».

На круглом столе «Литература на рубеже веков», состоявшемся в Союзе писателей России в апреле 2001 г., критик, профессор Литинститута М. Лобанов говорил:

Евгений Богданов в «Облаве» повествует о нашей нынешней жизни самими судьбами своих героев. Его героев из «бывших». Бывший музыкант, бывший научный работник, бывший профессор-историк, бывшие труженики — мастера своего дела и т. д. Все в прошлом, а в настоящем в «Демократической России» — они же, вышвырнутые из жизни, ставшие нищими, бомжами, жертвами рыночного разбоя. Заглавный рассказ «Облава» — об облаве омоновцами «всякой мрази» из тех самых «бывших» в запрещенной стихийной торговле — воспринимается как облава «дерьмократами» целого народа, не принявшего человеконенавистнические реформы… Рассказы Евгения Богданова — свидетельство того, как социальная взрывная сила может быть выражена в «тихой» форме. И все социальное в литературе — это обвинительный акт нынешнему режиму, построенному на многочисленных человеческих жертвах.

Вот что пишет о книгах Е. Богданова известный литературовед Лев Аннинский:

Поначалу кажется, что Евгений Богданов разрабатывает шукшинскую тему… Обиходное безумие, взрывающееся от тайной, невидимой миру, праведной страсти; добро, выворачивающееся в кураж и злость; расшатанная, детски неустойчивая, готовая обидеться душа. Шукшинские мотивы. Впрочем, вот и разница. Шукшинский герой заводился безоглядно, он в „штопор“ входил, пер до конца, не зная никакой неправоты своей. Богдановский герой мягче. В отличие от шукшинского этот смутно чувствует вину. Он готов и покаяться, готов отсидеть „десять суток“, он не рад, что его несет „не туда“. Хотя несет его — непременно… Жизнь, прожитая „не так“ — лейтмотив Богданова. И это уже не совсем шукшинский поворот… Все привычно: служба, треп коридорный, хамство в магазине, накатанный за годы распорядок. И вот — бунт: прорвать! Послать все это! Выломиться! Куда? Возникает миражный образ артистического кафе, где за столиками сидят избранные, острят, читают стихи… по сути-то такие же неудачники, графоманы, нищие гении, ищущие друг друга в надежде пристроить сценарий, сшибить пятерку, пустить пыль в глаза, зацепиться… О, это не шукшинский мир. Медленно стервенеющий интеллигент, зажатый бытом, ненавидящий богему и все-таки поддающийся её миражу, — это уж скорее трифоновское… Богданов и здесь ищет свой поворот; он озабочен не крушением идеалов у этих людей и не самой обыденщиной, в которой эти люди теряют идеалы, — Богданов переживает „слом линии“, механику потери… Богданов описывает это с тонким юмором; в нем нет тяжелой трифоновской тоски, как нет и заполошной шукшинской азартности — он мягче. Мягче, добрее, терпимее. Недаром пытается объединить, объять такие несводимые в общем-то концы реальности. Жалеет Богданов людей, хочет понять тех и этих, сочувствует всем… Это и есть сокровенная дума Евгения Богданова: жизнь, сдвигающаяся с мест, сползающая с рельсов».

В конце 1980-х гг. среди читателей пользовался большой популярностью роман Е. Богданова «Группа риска», опубликованный в тогдашнем модном журнале «Дружба народов». Критика писала о романе:

Нарушив все, что можно было нарушить, пройдясь с литературщиной в обнимку, Евгений Богданов, как мне думается, все же написал произведение интересное, произведение, у которого будет читатель. Будет уже потому, что любит широкий наш читатель повествования, взращенные из зерен физиологических очерков. „Предмет занимателен и важен, требует большого таланта, наблюдательности и большого умения писать“, — проницательно отметил еще Белинский, размышляя о необходимости и достоинствах изображения повседневности в физиологических очерках. Читателю интересна повседневность, обработанная литературно. Это не просто зеркало, это своего рода исповедь — вновь переживаешь подобное тому, что уже пережила собственная душа… А Богданов „уменьем писать“ владеет… Но мы все, сограждане, — группа риска и в том смысле, который не исчезнет, если даже в минуты, когда пишутся эти строки, кто-то изобрел чудесное лекарство от СПИДА. Душу таблеткой не вылечишь. Об этом и хотел сказать Евгений Богданов. И, презрев литературные законы, сказал. Что же до собственно литературных уроков, то я бы пока воздержался от приговоров. Новое в художественном языке складывается медленно, с многими противоречиями. Кто знает, может быть залихватская условность композиции в сочетании с физической осязаемостью подробностей даст когда-то произведение удивительной гармоничности и красоты. Только, думаю, это случится не раньше, чем мы выведем себя из группы риска. И последнее. Е. Богданов, писатель Богданов, — рисковал. Рисковал, как сказали бы его персонажи, по-крупному… Может быть вновь, как не раз у Богданова, „в лоб“. Но ведь — по жизни. По нашей жизни».

Но не всегда критика была комплиментарной. Наталья Иванова, например, не приняла роман:

Сколько же мы встречали и продолжаем встречать этого дикарства в нашей прозе… Использовалось, насиловалось искусство и „для политических мимобежных нужд, для ограниченных социальных“. В том числе — увы, и в минувшем году. В „Дружбе народов“ увидела свет „Группа риска“ Е. Богданова, проза именно такого разряда. Все в ней как будто нарочно собрано: и для „обличения“, и для „развлечения“ одного и того же слоя. Какого? Да именно того, о котором в ней речь ведётся. Для слоя людей „группы риска“, нуворишей, спекулянтов, зажиревшей „обслуги“. Бойкое сочинение это с детективным привкусом вроде бы разоблачает их н р а в ы — но в то же время чуть ли не с удовольствием описывая образ жизни социально непутевых героев, с пониманием, заботливо погружаясь в их коротенькие мысли и мотыльковые отношения.

Интересные факты

Газета «Московский комсомолец» в апреле 1999 г. писала:

…оказывается, именно Евгений Богданов в далеком 83-м году написал рассказ, получивший название „Сибирский цирюльник“ (напечатан в „Литературной газете“)… ─ Прошло время, и со мной связался кинорежиссер Василий Пичул, автор знаменитой „Маленькой Веры“, — рассказывает Евгений Богданов. — По мотивам рассказа мы написали киносценарий, сохранив оригинальное название. Но по разным причинам и на „Мосфильме“, и на студии им. Горького в постановке фильма нам отказали. И вот я совершенно случайно узнаю, что Никита Михалков намерен снимать кино под названием „Сибирский цирюльник“. Я позвонил ему на дачу и спросил, не мой ли рассказ ляжет в основу его сценария. „Нет!“ — решительно ответил Никита Сергеевич. „В таком случае, может быть, вы смените название?“ — „Даже не подумаю, — был ответ, — это ваши проблемы…“

Библиография

• Продолжение следует. ─ М.: Молодая гвардия, 1966.
• Шестьдесят девятая параллель. ─ М.: Молодая гвардия, 1966.
• Доверенное лицо. ─ Новосибирск: Западно-Сибирское книжное изд., 1973.
• Двадцать солнечных верст. ─ М.: Современник, 1973.
• Третий возраст. ─ М., 1973.
• Порт назначения. ─ М.: Советская Россия, 1978.
• Галерея. ─ М.: Современник, 1979.
• Расписание тревог. ─ М.: Современник, 1983.
• Песочные часы с боем. ─ М.: Современник, 1987.
• Князь и Евражка. ─ М.: Правда. — (Библиотечка «Огонька», № 22 за 1989). ISSN 0132-2095. Впервые опубликован в журнале «Огонёк», 1989, № 22
• Рассказы и повести последних лет. — М.: Художественная литература, 1990. ISBN 5-280-01846-5
• Микрорайон. ─ М.: Московский рабочий, 1990. ISBN 5-239-00373-4
• Чёрный океан. ─ М.: Советский писатель, 1991. ISBN 5-265-01703-8
• Группа риска. ─ М.: Столица, 1991. ISBN 5-7055-1391-7. Впервые опубликован в журнале «Дружба народов», 1989, № 6, 7.
• Нюансы бытия. ─ М.: Советская Россия, 1992. ISBN 5-268-01059-X
• Группа риска. ─ М.: Вече, 1995. ISBN 5-7141-0109-8 (ошибоч.)
• Облава. ─ М.: Мир дому твоему, 2000. ISBN 5-87553-026-X
• Крайние обстоятельства. ─ М.: МГО СП РФ, 2002.
• Ушёл и не вернулся // Роман-газета, 2011.
• Через тыщу верст. — М.: Кругъ, 2012. ISBN 978-5-7396-0247-3
• Дева непорочная. — М.: Кругъ, 2015. ISBN 978-5-7396-0339-5
• Причастие. — М.: Кругъ, 2015. ISBN 978-5-7396-0338-8
• Расстрел. — М.: Художественная литература, 2016. ISBN 978-5-280-03783-0

Литература

• Г. Дробот. Четыре штриха одного портрета // Литературное обозрение, 1973, № 4, с.46;
• С. Николаев. Город мечты и труда // Знамя, 1973, № 6, с. 245—248;
• А. Клитко. Новая серия «Современника» // Литературное обозрение, 1973, № 8, с.19-22;
• М. Леонидов. Норильский сюжет // Литературная Россия, 1973, 3 августа, с.14;
• Г. Цурикова. Крупным планом // Нева, 1973, № 9, с. 176—178;
• Т. Николаева. Герой книги ─ молодой город // Огонёк, 1973, № 24, с. 15;
• А. Лиханов. Шестьдесят девятая параллель // Молодая гвардия, 1973, № 12, с. 14;
• В. Хмара. Диапазон требовательности // Литературное обозрение, 1976, № 6, с. 67;
• Б. Алексеев. Галерея характеров // Московский литератор, 16 марта 1984;
• Р. Сейсенбаев. Круговерть жизни // Дружба народов, 1984, № 12, с. 261-262;
• В. Шугаев. Календарь читающего человека // Литературная Россия, 28 июня 1985, с. 8;
• Вл. Тюрин. Ответственность за поступок // Москва, 1985, № 11, с. 202-203;
• И. Богатко. Часы нашей жизни // Литературная Россия, 6 мая 1988, с. 16;
• Лев Аннинский. Чаемая печаль // Дружба народов, 1991, № 6, с. 232-240; и книга "Родная нетовщина"// Хроникёр, М., 2008;
• А. Соболев. Очередной конец "Третьего Рима" // Тобол, 1991, № 1(3), с. 128-137;
• В. Хмара. Нюансы бытия // Люберецкая газета, 23 июня 2000;
• А. Симененко. Пес-бродяга да кот-бедолага в обществе московских литераторов // Экономическая газета, 25 июня 2000, с. 8;
• О. Иванова. Заблудившееся счастье // Московский литератор, № 18, сентябрь 2001;
• Л. Вычугжанина. Жизнь без прикрас // Новый мир, г. Курган, 23 сентября 2011;
• И. Шевелева. Ушёл и не вернулся // Московский литератор, № 6, март 2012, с. 5;
• А. Неверов. Последние акты трагедии // Литературная газета, № 25, июнь 2012, с.7;
• А. Трапезников. Ушел и не вернулся // Литературная Россия, № 26, июнь 2012, с. 5;
• И. Шевелева. Радетель чистой прозы // Московский вестник, № 3 2012, с. 262—271;
• С. Гладыш. В этот миг перед нами открывалось То, что было незримо доселе... // Российский писатель, 22.05.2012;
• О. Дорогань. Проницай, не порицая… // День литературы, № 7, июль 2012, с. 4;
• П. Родионов. Помнить, не забывать… // Москва, № 9, 2012, с.203-205;
• Л. Аннинский. Порядок. Приговор. Залп // Дружба народов, № 10, 2012, с.247-255;
• И. Кириллов. Литература сопротивления // День литературы, № 1, январь 2013, с. 5;
• Я. Богданова. Нежное эссе // Литературные знакомства, № 2, 2013, с.223-244.

Ссылки

• [www.lgz.ru/article/19228/ Литературная газета. А. Неверов. Последние акты трагедии]
• [www.intelros.ru/readroom/druzhba-narodov/n10-2012/16260-poryadok-prigovor-zalp.html «Дружба Народов» № 10, 2012 Лев Аннинский. Порядок. Приговор. Залп]
• [www.rospisatel.ru/kirillov-bogdanov.htm Илья Кириллов. Литература сопротивления]
• [rospisatel.ru/gladysh.htm Светлана Гладыш. «В этот миг перед ним открывалось То, что было незримо доселе…»]
• [moslit.ru/nn/1206/10.htm Ирина Шевелева. УШЕЛ И НЕ ВЕРНУЛСЯ]
• [www.litrossia.ru/2011/12/06076.html Скорбная весть]
• [www.litrossia.ru/2012/26/07206.html Литературная Россия: о романе Евгения Богданова «Ушёл и не вернулся»]

Отрывок, характеризующий Богданов, Евгений Николаевич

– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.