Богданов, Михаил Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Николаевич Богданов
Дата рождения:

1878(1878)

Место рождения:

улус Укыр, Идинское ведомство, Иркутская губерния

Дата смерти:

1919(1919)

Место смерти:

Чита, Забайкальская область

Гражданство:

Российская империя

Образование:

Казанский Учительский институт

Вероисповедание:

буддист

Основные идеи:

национально - освободительное движение

Род деятельности:

учёный, политик

Михаи́л Никола́евич Богда́нов (18781919) — деятель бурятского национально-освободительного движения начала XX века, учёный-историк, политик[1].





Биография

Михаил Богданов родился в 1878 году в улусе Укыр Идинского ведомства (ныне Боханский район) Иркутской губернии. Закончив иркутскую гимназию, поступил в Казанский Учительский институт. Затем слушал лекции в Томском, Санкт-Петербургском, Берлинском, Цюрихском университетах. За время учёбы Богданов овладел английским, немецким, французским и другими языками[2].

Получив таким образом солидную академическую подготовку, Богданов занялся научной деятельностью. Сферой его научных интересов были история, экономика, этнография, право, землепользование бурят, хакасов, калмыков и других народов России. Он положил начало такой научной дисциплины, как историческое бурятоведение. За время занятия наукой он написал более 50 научных трудов. Многие из них до сих представляют интерес для историков и этнографов.

В переломный исторический момент Российской империи, в 1917 году, Михаил Богданов стоял у истоков бурятской государственности. Его проект национального самоопределения бурятского народа был утверждён на Первом общенациональном съезде бурят-монголов 23-26 апреля 1917 года в Чите.

Основными идеями проекта были:

  • создание национальных автономий бурят Иркутской губернии и Забайкальской области, которые объединяются в одну автономию.
  • автономия будет состоять из сомонов, которые, в свою очередь, входят в хошуны, которые образуют аймаки.
  • верховным органом бурятской национальной автономии будет являться бурятская национальная Дума «Буряад улсын сугалган».

В качестве шага в осуществлении проекта, Богданов разработал промежуточный статут. Данный статут был одобрен и принят на Общебурятском съезде в октябре 1917 года. По статуту вводились временные органы управления делами бурят-монголов. Высшей властью становился Общебурятский съезд. В промежутке между съездами власть осуществлял Национальный совет. Исполнительным органом национально-государственной власти становился Центральный национальный комитет (Бурнацком). Аналогично строилось и местное управление в аймаках, хошунах и сомонах. В Забайкальской области были созданы крупные аймаки — Агинский, Баргузинский, Хоринский и Селенгинский, в Иркутской губернии — Ангарский, Эхирит-Булагатский и Тункинский[3].

Михаил Богданов стал председателем Бурнацкома в марте 1918 года. Однако на практике осуществить все свои идеи по строительству бурятской государственности он не успел: в России вспыхнула Гражданская война, территория Забайкальской области и Иркутской губернии была занята войсками Колчака и белочехов. Богданов вынужден был уйти в подполье. В конце 1919 года Михаил Богданов был расстрелян по приказу белоказачьего атамана Григория Семёнова.

Величайшая заслуга Михаила Богданова, виднейшего общественного деятеля, талантливого организатора и трибуна, революционера-народника, состоит в том, что он всей своей деятельностью революционизировал бурятское общество, создал определенное умонастроение в улусах, оказывал огромное влияние на молодую растущую интеллигенцию, нацеливая на борьбу с несправедливостью, отсталостью и реакционностью.

См. также

Напишите отзыв о статье "Богданов, Михаил Николаевич"

Литература

  • Богданов M. H.. Очерки истории бурят-монгольского народа, под ред. проф. H. H. Козьмина, Верхнеудинск, 1926.

Примечания

  1. [minkultrb.ru/news/detail.php?SECTION_ID=95&ELEMENT_ID=3684/ В мае 2013 года отмечается 135-летие со дня рождения Михаила Богданова]
  2. [www.buryatia.org/modules.php?name=Forums&file=viewtopic&t=18449/ Михаил Николаевич Богданов]
  3. [www.newbur.ru/articles/12952/ Жизнь, отданная народу]

Ссылки

  • [soyol.ru/personas/figures/675/ Богданов Михаил]
  • [asiarussia.ru/persons/4699/ Михаил Богданов — от «западника» к народнику]

Отрывок, характеризующий Богданов, Михаил Николаевич

Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.