Богдо-гэгэн IV
| Лувсантувдэнванчугжигмэджамц монг. Лувсантүвдэнванчүгжигмэджамц тиб. བློ་བཟང་ཐུབ་བསྟན་དབང་ཕྱུག་འཇིགས་མེད་རྒྱ་མཚོ | ||
| ||
|---|---|---|
| 1781 — 1813 | ||
| Избрание: | 1781 | |
| Церковь: | буддизм (гелуг) | |
| Предшественник: | Ишдамбийням | |
| Преемник: | Дамбийжанцан | |
| Рождение: | 1775 Тибет, Цин | |
| Смерть: | 1813 Урга, Тушэту-ханский аймак, Внешняя Монголия, Цин | |
Лувсантувдэнванчугжигмэджамц (монг. Лувсантүвдэнванчүгжигмэджамц; тиб. བློ་བཟང་ཐུབ་བསྟན་དབང་ཕྱུག་འཇིགས་མེད་རྒྱ་མཚོ, Вайли: blo bzang thub bstan dbang phyug 'jigs med rgya mtsho; 1775—1813) — четвёртый Богдо-гэгэн, первоиерарх монгольских буддистов. Способствовал организации образовательной системы тибетской буддийской традиции в Монголии.
Деятельность
Родился в 1775 году в Тибете в семье чиновника Сонама Таши и Янджин Лхамо; приходился близким родственником Далай-ламе VIII. В 1881 году был перевезён в Ургу и официально возведён на трон Богдо-гэгэна с преподнесением мандалы. По его инициативе на холме, где ныне располагается монастырь Гандантэгченлин, был проведён молебен божествам Далха, и из Восточного Хурэ на него переехали 4 дацана чойра, а за самим холмом впоследствии закрепилось имя Далхын. В 1789 году основал в столице астрологический дацан, в 1806 году - дацан Калачакры, в 1806 году - дацан Шадувлин, в 1809 году по предложению Панчен-ламы VII - дацан Гунгачойлин. Основанием многих дацанов Богдо-гэгэн IV способствовал организации системы религиозного образования в столице Внешней Монголии, и лично был знаменит как глубокий знаток и практик системы Винаи. После него остался 1 том собрания работ.[1]
 Богдо-гэгэны |
|---|
| 1. Дзанабадзар (1635—1723) |
| 2. Дамбийдонмэ (1724—1757) |
| 3. Ишдамбийням (1758—1773) |
| 4. Жигмэджамц (1775—1813) |
| 5. Дамбийжанцан (1815—1841) |
| 6. Чойжижалцан (1842—1848) |
| 7. Пэрэнлайжамц (1849—1869) |
| 8. Данзанванчуг (1869—1924) |
| 9. Чойжижанцан (1932—2012) |
Напишите отзыв о статье "Богдо-гэгэн IV"
Литература
- Позднеев А. М. Ургинские хутухты. — СПб., 1880.
- Скрынникова Т. Д. Ламаистская церковь и государство. Внешняя Монголия, XVI — начало XX века. — Новосибирск: Наука, 1988.
Примечания
- ↑ [www.dharma.mn/2010-01-31-11-58-29/2010-01-31-17-49-42/tuuh/194-tuuh 4–р Богд Живзундамба Лувсантүвдэнванчүгжигмэджамц (1775-1813)]
Отрывок, характеризующий Богдо-гэгэн IV
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
