Богемизмы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Богемизм»)
Перейти к: навигация, поиск

Богемизм — слово или выражение, заимствованное из чешского языка[1].

Наиболее известным интернациональным богемизмом является слово «робот», изобретённое Карелом Чапеком для пьесы «R. U. R.» (1920). Среди широко распространившихся в разных языках слов чешское происхождение имеют:

В направлении непосредственно из чешского в русский были в разное время заимствованы слова:

  • «за́мок» из чеш. zámek, в котором был по аналогии (семантическая калька) с нем. Schloß осуществлён перенос значения с «запор, затвор» на «отдельно стоящее укреплённое жилище»; в результате в русском языке заимствованное «за́мок» и исконно русское «замо́к» различаются ударением;
  • «франт» (щёголь; возможно, через польское посредство) из чеш. franta со значением «шут, плут», первоначально от имени собственного, уменьшительного от Франтишек);
  • «поручик» (через польское посредство польск. porucznik) из чеш. poručík, то есть порученец, офицер для поручений — чешская калька термина «лейтенант» (locum tenens — «держащий место»);
  • «колготки» из чеш. punčochové kalhoty.

По одной из версий, от чеш. tábor «военный лагерь», вошедшего в употребление в эпоху гуситских войн (ср. также одноимённый город) и восходящего, в свою очередь, к названию библейской горы Фавор, происходит русское «табор», употребительное главным образом по отношению к цыганскому лагерю.

Во многих случаях западнославянское происхождение русских слов («фортель», «барвинок», «мещанин», «пушка») очевидно, однако их принадлежность к богемизмам или же полонизмам проблематична.

Напишите отзыв о статье "Богемизмы"



Примечания

  1. [dic.academic.ru/contents.nsf/efremova/ Современный толковый словарь русского языка Ефремовой]

Источники

  • [vasmer.narod.ru/ Этимологический словарь Фасмера]

Отрывок, характеризующий Богемизмы

– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»