Райнов, Богомил

Богомил Райнов
Имя при рождении:	Богомил Николаев Райнов
Дата рождения:	19 июня 1919(1919-06-19)
Место рождения:	София
Дата смерти:	8 июня 2007(2007-06-08) (87 лет)
Место смерти:	София
Гражданство:	Болгария Болгария
Род деятельности:	прозаик сценарист
Жанр:	детектив
Премии:	Димитровская премия
Награды:
[lib.ru/DETEKTIWY/RAJNOW Произведения на сайте Lib.ru]

Богомил Николаев Райнов (19 июня 1919, София — 8 июня 2007, София) — болгарский поэт, писатель, искусствовед, общественный деятель.

Биография

Родился в семье академика Николая Райнова, брат — скульптор Боян Райнов.

Начал печататься в середине 1930-х годов. В 1941 году вышла первая книга стихотворений. Учился на философском факультете Софийского университета. В 1944 году вступил в Болгарскую рабочую партию (коммунистов). С 1953 по 1960 год работал в Париже в должности болгарского атташе по культуре.

Огромной популярностью в Болгарии и социалистических странах пользовались книги о разведчике Эмиле Боеве и инспекторе уголовного розыска майоре Петре Антонове. В своих книгах давал много оригинальных описаний известных городов, таких, как Венеция, Женева, Лозанна, Париж, Копенгаген, Лондон. Книги Райнова неоднократно переиздавались в Болгарии огромными тиражами и переводились. Гонорары Райнова были так велики, что порой его партвзносы во много раз превышали оклады маститых профессоров.

Богомил Райнов — автор нескольких исследовательских трудов в области литературоведения. Одна из таких книг — «Чёрный роман» (1970), в котором исследовал феномен детектива и шпионского триллера.

Вместе с художником Светлином Русевым участвовал в отборе и покупке картин для Национальной галереи зарубежного искусства (об этом — его роман «Странное это ремесло») на средства, выделенные Комитетом по культуре и искусству во главе с Людмилой Живковой.

После крушения социализма в Болгарии выявилось неоднозначное отношение к Райнову — общественному деятелю. Многолетний заместитель председателя Союза болгарских писателей и член ЦК БКП, он сыграл важную роль в насаждении социалистического реализма в болгарской литературе, в идейном разгроме в 1950-х годах болгарских деятелей культуры, таких, как художник Александр Жендов, поэты Христо Радевский и Атанас Далчев, и других. Известный болгарский литературный критик Борис Делчев в своём дневнике называет его «первостатейным подлецом и полемистом», «людоедом», «правой рукой культа и его ударной силой, одним из моральных убийц Жендова». Болгарская поэтесса и переводчица Невена Стефанова считала, что он отрёкся от идей отца, назвала его «талантливым угодником». Писатель Радой Ралин дал ему известное прозвище «Погодил Номерайнов». После смерти Райнова были опубликованы его книги «Свет нашей земли» и «Письмо мертвеца», содержащие грубые нападки на Жендова, Делчева и Ралина.

В то же время в соболезновании от имени Союза болгарских писателей признавалось, что «Богомил Райнов был одним из самых больших болгарских интеллектуалов — богатая, сложная, драматическая личность, творческая фигура которого не имеет аналогов в нашей культуре».

Государственные награды

• 1959. Орден Кирилла и Мефодия 1 степени.
• 1965. Заслуженный деятель культуры Болгарии.
• 1969. Димитровская премия (за роман «Господин Никто»).
• 1971. Народный деятель культуры Болгарии.
• 1976. Герой Социалистического Труда НРБ.
• 1979. Орден Георгия Димитрова.
• 1989. Орден «13 веков Болгарии».

Библиография

Серия «Три встречи с инспектором»

• Инспектор и ночь, 1964.
• Человек возвращается из прошлого, 1966.
• Бразильская мелодия, 1969.

Эмиль Боев

• Господин Никто, 1967.
• Что может быть лучше плохой погоды, 1968.
• Большая скука, 1971.
• Реквием, 1973.
• Наивный человек среднего возраста, 1975.
• Умирать — в крайнем случае, 1976.
• Тайфуны с ласковыми именами, 1977.
• Утро — ещё не день, 1981.
• Шпион, бывший в употреблении (оригинальное название — «Ченге втора употреба», по-русски издана в 2014 году в издательстве "Миллиорк").

Проза

• Только для мужчин, 1979.
• Не смеши меня, 1983.
• Ночные бульвары
• Моя незнакомка
• Между шестью и семью
• Черные лебеди

Исследования

• Франс Мазерель, 1963
• Чёрный роман, 1970.
• Николай Рерих. София-пресс, 1978.
• Странное это ремесло, 1980.

Экранизации романов «Инспектор и ночь», «Господин Никто», «Что может быть лучше плохой погоды» и «Большая скука» были дублированы на русский язык и демонстрировались в СССР.

Литература

• В. Н. Федотова. Сады болгарского художника Николая Райнова // [www.gardenhistory.ru/book.php?bookid=60 Сад: символы, метафоры, аллегории. Сборник статей] / Ответственный редактор Е. Д. Федотова. — М.: Памятники исторической мысли. Российская Академия художеств. Научно-исследовательский институт теории и истории изобразительных искусств, 2010. — 488 с. — 300 экз. — ISBN 978-5-88451-277-1.

Ссылки

• [www.agentura.ru/dossier/bolgar/people/rainov/ Райнов, Богомил. Писатель]
• [www.mk.ru/old/article/2007/06/08/114791-umer-znamenityiy-pisatel-bogomil-raynov.html Скончался знаменитый писатель Богомил Райнов]
• Николай Искров. [www.segabg.com/article.php?issueid=2669&sectionid=2&id=0000503 Отиде си писателят Богомил Райнов] (болг.). България. Газета «Сега» (9 июня 2007). Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6HcbyWwqf Архивировано из первоисточника 24 июня 2013].
• [www.bghelp.net/forums/showpost.php?s=885c3fa823661688161a95705fbadd80&p=76340&postcount=1 In memoriam Почина писателят Богомил Райнов]  (болг.)
• Райнов Богомил Николаев — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Райнов, Богомил

Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.