Богопочитание

Богопочита́ние (греч. Θεοσέβεια от Тео́с — Бог, Се́бомай — чтить, почитать) — в широком смысле, синоним понятия религия, заключающее в себе религиозную доктрину и религиозную практику, в узком, — понятие нравственного или, т. н., практического богословия (религиозной практики), обозначающее служение, угождение Богу.

Богопочитание в Русской православной церкви не является богословским термином, однако является смыслоопределяющим словом для ряда богословских терминов. Пост, молитва, покаяние, богослужение являются словами одного семантического поля. Однако, несмотря на это, в Русском Православии есть необходимость применять слово «богопочитание» в качестве термина, разделяя понятия «иконопочитание» и «богопоклонение», следуя раннехристианской традиции, по которой разделялось почитание т. н., святых предметов(иконы, мощи, Крест, на котором распяли Христа), почитание святых мест и почитание святых и Богородицы — Богопочитание в этом случае соответствует греч. слову проскюнесис, что переводится на русский как «богопоклонение». Непосредственное же служение Богу обозначается термином «Богопоклонение», что соответствует греческому латрея, что обозначает непосредственное служение Богу, минуя того или иного посредничества.

История вопроса

Теосебея — почитание бога. Для античности Теосебея — это благочестие, синоним слова Эвсебея. Так например, Страбон, (64/63 до н. э.-23/24 н. э.) греческий географ и историк, автор «Географии» (17 кн.), сообщает о вегетарианстве и целомудрии богопоклонников, живущих во Фракии, которые питались только сыром, молоком и мёдом, употребляли слово теосебея (К. Куманецкий «История культуры Др. Греции и Рима».) Теосебея выступает в качестве правильного отношения к богам. К правильному отношению к богам относится прежде всего «проскюнесис»: богопоклонники обязаны были падать ниц перед идолами богов, кроме того к правильному отношению к богам относятся служение им, что называется «латрея» (выплнение действия, связанного с культом) и «литургия» (культовое действие в храме, совершаемое жрецами). Термины «Латрея» и «Литургия» в античности не использовались в собственно религиозном смысле. Эти слова широко применялись в светской жизни.

Как термины культа они начали широко употребляться в Священном Писании

Понятие Б. в Септуагинте обозначается двумя основными греч. терминами «проскюнесис» (глагол «проскюнейн») и «латрейя» (глагол «латревейн»). «Латрея» — это перевод древнееврейского слова «хеба» (служение) и «проскюнесис» — «хашхатва» (видеть лик Яхве). «Латрейя» и «проскюнесис» встречаются, напр., в книге Исход, где Бог заповедует не поклоняться(п.) и не служить(л.) идолам: Не поклоняйтесь им не служите им" (Исх 20. 5). Слово «проскюнесис» («прскюнейн») обозначает в Свящ. Писании общее понятие поклонения: «И, ваши снопы стали кругом и поклонились(п.) моему снопу» (Бытие 37,7). Более узкое значение поклонения передает термин «гоню», (глагол «гонюпетео»), который используется в Свящ. Писании для обозначения «становление на колени» или «падение ниц», то есть жеста почитания. В В. З. приклоняются («гоню») не только Богу во время молитвы: «Он три раза в день преклонял колена и молился своему Богу» (Даниил.6,10), но и людям: «Пришедши к Давиду, он пал на землю и поклонился ему» (2 Царств.1,2). А в НЗ термин «гоню» используется только для обозначения преклонения в молитве к Богу: «И Сам отошел от них на вержение камня и, преклонив колена („гоню“), молился.» (Лука 22,41). Термин «латрея» используется в Септуагинте для обозначения культового действия: жертвоприношения объекту поклонения. "И когда скажут вам дети ваши: «что это за служение?» Скажите: «это пасхальная жертва Господу…» (Исх 12. 26-27). Однако следует знать, что в ВЗ существительное «латрея» отличается от глагола «латревейн». Если «латрея» используется почти исключительно для обозначения культового почитания, то глагол «латревейн» приобретает значение служения не только внешнего, но и внутреннего Б.: «…чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил („латревейн“) Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей» (Втор 10. 12). И в НЗ глагол «латревейн» имеет более общее значение, чем существительное «латрея». Содержание понятия «служить Богу» включает служение «постом и молитвою день и ночь» (Лука 2. 37), апостольское служение благовествования св. Евангелия: «Свидетель мне Бог, Которому служу духом моим в благовествовании Сына Его…» (Рим 1. 9),— а также всю добродетельную жизнь верующего: «…будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом» (Евр 12. 28). Слово «латрея», хотя в большинстве случаев сохраняет за собой значение культового почитания (см.: Рим 9. 4; Евр 9. 1, 6; Иоанн 16. 4), в Послании к римлянам ап. Павла приобретает значение служения вообще, «разумного служения» («логике латрея»): «Представьте тела ваши в жертву …Богу…для разумного служения нашего.» (Рим 12. 1). Б. в Свящ. Писании отмечается ещё одним термином — "литургия (глагол «лейтургевейн»), к-рый обозначает служение священников и левитов в ветхозаветном храме. Священники и левиты выполняли общественное служение (Числа 3. 31; Иез 45. 4) В НЗ появляется особый термин для Б. — «теосебея». Он используется только в двух местах: в одном месте как существительное, в другом — как прилагательное. Ап. Павел пишет: «…желаю, чтобы… и жены… украшали себя… добрыми делами, как прилично жёнам, посвящающим себя благочестию („теосебея“)». Термин «теосебея» (лат. «pietas») здесь употребляется в значении «набожность, благочестие», хотя в греч. языке есть особый термин «эвсебея» (благочестие). (Греч. «теосебея», англ. «religion practice» — «это соответствующее вере и духовному опыту обязанность для установления отношения между человеком и Богом, благочестивость [англ. „piety“]». Greek-English Lexicon of The New Testament. United Bible Societies. N. Y. Vol. 2. 53.1, 6). В Евангелии от Иоанна использована другая форма «теосебея» — прилагательное «теосебейс» (почитающий Бога (в широком смысле)) (лат. «Dei cultor»): "Кто чтит Бога и творит Волю Его, того слушает [Бог — В. Б.] (Иоанн 9. 31). Стоит сказать, что в русс. Синодальном переводе словом «Б.» переведено греч. словосочетание «Идия дейсидаймония» (свои божества): «Но они имели споры с ним об их Богопочитании» (дословно «об их божествах») (Деян 25. 19). Здесь переводчик посчитал нужным употребить слово «Б.» так как понял, что речь идёт о понятии религии вообще.

Если в Священном Писании термин «теосебея» совпадает с понятием благочестия, то у Отцов Церкви этот термин приобретает и значение Б. Так напр., Климент Александрийский пишет о Б. Иисуса Христа к Отцу: «Угодной жертвой Богу является жертва плоти, как Господь принес в страданиях Свою, это и есть истинное Богопочитание» (Clem. D`Alex. Str. 5. 11. М.14.101в // Sources Chretiennes. Le editions du cerf. 1981. T. 1. № 278). Ориген же говорит о Б. так: «Апостол, говоря о разумном служении („логике латрея“), учит тому, что такое Б.» (Ориген. Комментарии к Евангелию от Иоанна 13. 25. М.14.441а // Sources Chretiennes. № 222 P. 112). Термины «латрея» и «литургия», не позднее V в. по Р. Х., получают значение богослужения (). Термин «проскюнесис» приобрел с VIII в. значение почитание икон, святых, мощей, св. мест , Богородицы, Креста Господня, св. предметов: "Чтобы чествовать их лобызанием и почтительным поклонением («Проскюнесис»), не тем истинным по нашей вере служением («Латрея»), которое приличествует одному Божественному Естеству (Орос 7-го Вселеннского Собора \\А. В. Карташов. Вселеннские Соборы. Спб.2002 г. стр.517-518) .

В России, в начале 18 столетия, термин Б. употребляется в трудах свт. Тихона Задонского не только в значении богослужения, но и в значении благочестия. Такое понимание Б. характерно для последующих времен. В работе «Служение христианина в секулярном обществе» (Женева ,1969 г.) митр. Антония (Блума) Б. он называет «Богопоклонением». Богопоклонение в узком смысле, он определяет как «отправление обряда, религиозная практика и действие» «В более широком смысле богопоклонение — пишет владыка Антоний — это отношение того, кто выбрал для себя наивысшие ценности, строит свою жизнь в благоговейном служении им и исполняет некоторые связанные с этим обязанности.»(«Церковь и время» 1998 г. № 3(6) стр.32) «Поклонение рождается из нашего чувства Божия присутствия» (Там же. С. 41). Автор постоянно говорит об ощущении Бога. Духовный опыт рождает живую веру : «Опыт Богопознания становится верой» (Там же. С. 35). Митр. Антоний употребляет термин «служение». Таким образом, по митр. Антонию, богопоклонение — это любовь к Богу, а служение- это ответственность перед Богом.

Б., имея значение богослужения, приобрело значение служения Богу вообще, потому что: «Божие слово показует, что Богу угодно и что не угодно Богу» (Иоанн (Маслов) Симфония по творениям Святитителя Тихона Задонского М.2002 г. С. 106). Лит.:

Литература

• Карташёв, А. В. Вселеннские соборы. Спб. 2000 г. Стр.517-518.
• Протоиерей Попов. Нравственное Богословие. Москва, 2001
• Архимандрит Иоанн Маслов. Симфония по творениям Святителя Тихона Задонского. Богопочитание, стр. 105—109, Москва, 2002.
• Worship. V. 5. pp. 970–975 // Pictorial Encyclopedia of The Bible in five volumes. The Zondervan; Handkonkordanz Neuen Testament. Münster, 1989. S.
• Teosebeia 53.1 & 6// Greek- English Lexicon of The New Testament. United Bible Societies .New York. Vol. 2;

Отрывок, характеризующий Богопочитание

Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.