Богородицкий, Василий Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Алексеевич Богородицкий
Дата рождения:

7 (19) апреля 1857(1857-04-19)

Место рождения:

Царевококшайск,
Казанская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

23 декабря 1941(1941-12-23) (84 года)

Место смерти:

Казань, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Научная сфера:

лингвистика, тюркология

Место работы:

Казанский государственный педагогический институт

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

член-корреспондент АН СССР

Альма-матер:

Казанский университет

Научный руководитель:

И. А. Бодуэн де Куртенэ

Известные ученики:

М. А. Фазлуллин
П. Я. Черных

Васи́лий Алексе́евич Богоро́дицкий (7 [19] апреля 1857, Царевококшайск — 23 декабря 1941, Казань) — российский лингвист, доктор филологических наук (1887), профессор (1893), член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук (1915), член Парижского лингвистического общества (1905); член-корреспондент АН СССР (1925), один из основателей казанской лингвистической школы. Труды по экспериментальной фонетике, диалектологии, славистике, тюркологии, индоевропеистике, общему языкознанию.





Биография

Родился в семье священника. С 1868 года учился в Казанской гимназии, затем (в 18761880 годах) — на историко-филологическом факультете Казанского университета. После окончания преподавал в Казанской татарской учительской семинарии и в Казанском университете[1]. В 1884 год защитил магистерскую диссертацию «Гласные без ударения в общерусском языке», в 1888 году — докторскую диссертацию «Курс грамматики русского языка. Ч.1. Фонетика».

Работал приват-доцентом кафедр сравнительного языкознания (с 1881 года), сравнительной грамматики индоевропейских языков (с 1884 года), санскрита и сравнительной грамматики (с 1886 года). В 1888 году становится экстраординарным, а в 1893 году — ординарным профессором. В 1884 году основал первую в мире лабораторию экспериментальной фонетики.

После революции 1917 года В. А. Богородицкий преподавал в Восточном педагогическом институте Казани.

Помимо исследований в области экспериментальной фонетики русского, татарского и других языков (которыми Богородицкий стал заниматься один из первых в мире), ему принадлежат популярные в первой половине XX веке и многократно переиздававшиеся учебники «Общий курс русской грамматики» (1904), «Лекции по общему языковедению» (1907) и др., содержащие, наряду с пересказом традиционных младограмматических концепций, отдельные оригинальные положения, касающиеся природы языковых изменений, анализа структуры слова и др. Учеником и последователем В. А. Богородицкого считал себя выдающийся татарский ученый-тюрколог Г. Х. Ахатов.

Выяснению психической стороны процессов языка посвящены работы Богородицкого: «О морфологической абсорбции» и «Этюд по психологии речи» («Русский Филологический Вестник», т. VI и VIII, 1881 и 1882). Богородицкий начал ещё «Курс сравнительной грамматики индоевропейских языков» («Ученые Записки Казанского Университета», с 1890 г.).

В. А. Богородицкий является автором принятых и в настоящее время терминов переразложение и опрощение, относящихся к диахронической морфологии.

Основные научные труды

  • В. А. Богородицкий. Введение в изучение русского вокализма. Вып. 1-2. — Варшава : В тип. М. Земкевича и В. Ноаковского, 1882—1883.
  • В. А. Богородицкий. Из чтений по сравнительной грамматике индоевропейских языков. Вып. 1. — Варшава : тип. Варшавск. учеб. окр., 1895, 53 с.
  • В. А. Богородицкий. Из чтений по сравнительной грамматике индоевропейских языков. Вып. 2. — Варшава : Тип. Варшавск. учеб. окр., 1895, 33 с.
  • В. А. Богородицкий. Курс грамматики русского языка. Ч. 1. Фонетика. — Варшава : В тип. Михаила Земкевича, 1887, 317 с.
  • В. А. Богородицкий. Курс экспериментальной фонетики применительно к литературному русскому произношению. — Казань : Тип. Имп. ун-та, 1917, 74 с.
  • В. А. Богородицкий. Лекции по общему языковедению. — Казань : Типо-лит. Имп. ун-та, 1911.
  • В. А. Богородицкий. Некоторые вопросы синтаксиса, морфологии и семасиологии в применении к русскому языку : (Из чтений на учит. курсах в Казани в авг. 1915 г.) // Журнал министерства народного просвещения. — 1915. — Ч. 47. — № 12. — Отд. 2. — С. 179—199.
  • В. А. Богородицкий. Краткий очерк сравнительной грамматики ариоевропейских языков. — Изд. 2-е, испр. и знач. доп. — Казань : Типо-лит. Ун-та, 1917.
  • В. А. Богородицкий. Введение в тюрко-татарское языкознание. Ч. 1. (Общая): о природе языка; физиология и психология речи; типы языков. — Казань : Гос. изд-во ТССР, 1922. — 58 с.
  • В. А. Богородицкий. Законы сингармонизма в тюркских языках. — Казань : 1-я гостип. «Красный печатник», 1927.
  • В. А. Богородицкий. Введение в татарское языкознание. — Казань, 1934[1].

Напишите отзыв о статье "Богородицкий, Василий Алексеевич"

Примечания

Литература

Ссылки

  • [mari.eparhia.ru/konfer/2003/starikov/ Очерк историка С. В. Старикова о детских годах В. А. Богородицкого в Царевококшайске]
  • [kls.ksu.ru/bogorod_main.php Материалы о В. А. Богородицком на сайте Казанского университета]

Отрывок, характеризующий Богородицкий, Василий Алексеевич

– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.