Богородичное

Село Богородичное укр. Богородичне Страна УкраинаУкраина Область ДонецкаяДонецкая область Район Славянский Сельский совет Долинский Координаты 49°00′58″ с. ш. 37°30′30″ в. д.49.01611° с. ш. 37.50833° в. д. / 49.01611; 37.50833    Основан 1713 г. Высота центра 74 м Официальный язык украинский, русский Население 794 человека (2001) Часовой пояс UTC+2, летом UTC+3 Телефонный код +380 626 Почтовый индекс 84136 Автомобильный код AH, КН / 05 КОАТУУ 1424281502

К:Населённые пункты, основанные в 1713 году

Богородичное (укр. Богородичне) — село на Украине, находится в Славянском районе Донецкой области. Входит в состав Долинского сельского совета.

Население по переписи 2001 года составляет 794 человека.

Географическое положение

Село расположено на правом берегу реки Северский Донец, на северном склоне Донецкого кряжа на территории НПП «Святые Горы». Через село проходит автодорога Славянск — Святогорск. Расстояние до Святогорска — 4,7 км.

История заселения края

Первые следы присутствия человека в этой местности представлены материалами каменного века из археологических раскопок. Затем прилегающие территории непрерывно или с незначительными перерывами заселялись в энеолите, бронзовом веке, в античное время, на стыке древности и средневековья (пеньковская культура), в хазарский период, во время классического средневековья и, наконец, в 17-м веке. На территориях, примыкающих к среднему течению Северского Донца последовательно жили киммерийцы, скифы, сарматы, аланы, готы, гунны, хазары, печенеги, половцы. Славянские поселения появились в 6-м веке н. э. С середины 10-го века начинается борьба за левобережье Днепра. В 964—965 гг Киевский князь Святослав осуществил успешный поход против хазар и практически уничтожил Хазарский каганат. История края в 16-17 вв отдельная глава в летописи заселения Слобожанщины. В начале 16 века для защиты русских земель Московское государство на своих окраинах устанавливает сторожи, призванные преградить путь нашествиям кочевников. Один такой погранично-сторожевой пункт («Святогорская сторожа») был устроен на правом берегу в одном километре от современного моста по течению реки. Начиная с конца 16-го века, на месте уже упомянутого моста, оформилась переправа через Северский Донец, являвшаяся частью стратегической "посольской " дороги из Москвы в татарскую степь ("крымская " сторона Донца) и далее в Крым. В окрестностях села найдено несколько изделий, определённо относящихся к этому времени. В 17-м веке переправу обслуживали монахи Святогорской пустыни, иногда небольшие казачьи отряды близлежащих посёлков, бравшие за труды умеренную плату. Между общинами существовала конкуренция за право обслуживать посольскую дорогу, хотя это считалось традиционным источником дохода Святогорского монастыря. Переправа и монастырь являлись центром притяжения в одинаковой степени как для оседлого населения, так и для т. наз."служилых людей" и социально- неустойчивых элементов, граница между которыми в то время была очень подвижной и относительной. Именно здесь в Теплинском урочище устраивали свои становища «лихие людишки». Неспроста в среде купцов и чумаков того времени бродила довольно красноречивая поговорка: «Савур-Могила й Теплинський ліс де чумаків бере біс». О присутствии в районе с. Богородичное военизированного поселения в 17-19 вв свидетельствует весьма любопытный документ-рассказ монаха Святогорского монастыря, уроженца с. Богородичное, записанный в 1850 г. «И теперь повыше села Богородичное есть урочища, где жили гайдамаки: одно называется Государев Яр, другое-Погрибивский и третье -Городище. Государев Яр получил своё название оттого, что там закопана государева казна. Вёз, говорят, чумак государю с линии деньги на двух парах, а тогда дороги на Голую долину не было, а шёл он через Теплинский лес. Вот гайдамаки и перехватили того чумака и завели в яр, выкопали яму и вывернули туда все деньги, возами затоптали, а чумака отпустили. С тех пор пошло название Государев Яр. А Погрибивский Яр получил своё имя от гайдамацких погребов; там где они жили, есть и до сих пор пещеры. Городище обнесено кругом валом и окопано канавой, а по средине площадка- там именно вся их братия жила».

Возникновение оседлого поселения

Значение Святогорской обители для государственных целей в 17 веке было незаменимым для целей дальнейшей колонизации Слободской Украины. Царь был очень доволен фактом существования русского монастыря который, владея землями, привлекал к себе новых поселенцев. В царской грамоте 1704 г земли Святогорской обители определены в границах вдоль Северского Донца от устья реки Студенецкий колодязь до устья реки Чёрный Жеребец «лесами и сенными покосы и всякими угодьи владели Святогорскаго монастыря старцы по даче». В 1704 году Святогорский монастырь с его имениями указом Петра I был приписан Азовскому Предтечеву монастырю и прошение монастыря об образовании селения было подписано Азовским губернатором генерал-адмиралом графом Ф. М. Апраксиным. Народное предание сохранило рассказ о том, что на поверхности воды одного из сельских колодцев была чудесно обретена икона Божией Матери «Всех скорбящих радосте», с этого времени селение носит имя Богородичное. Первое и трагическое испытание Богородичному принесла эпидемия чумы, занесенная с юга в 1718 году. В Святогорском синодике об этом записано так: «…мор большой начался, сначала в Бахмуте и Торе, потом в Изюме и окрестных градах и лесах». В 1738 году чума появилась снова, в 1739- третий раз в этих местах и уничтожила больше половины населения. Об этом же свидетельствуют архивные документы. " По ревизии 1732 года показано в имениях Святогорского монастыря : «в Студенке 124 д.м (душ мужских) и при храме школа, в Богородичном 63 д.м.». После чумы началось новое заселение местности . Первыми поселенцами села были крестьяне Сорока, Гнилицкий, Гончар, Невара, Бидевка. Это отложило свой отпечаток на названия частей села: Сорокивка, Гнилицывка, Гончаривка, позже появились Передёривка (передворнуть — перевалить- через гору), Неваривка и Бухтя (изменённое Бзята). Дальнейшая судьба Богородичного была предопределена реформами Петра I и его преемников. В декабре 1788г Святогорский монастырь был закрыт. Ещё ранее имения и прочее имущество были изъяты и переданы в ведение государственной Коллегии экономии. Бывшие монастырские крестьяне с. Богородичное получили земли, которые они раньше обрабатывали для монастыря. Они освобождались от оброка в пользу церкви и облагались казённым оброком в размере полутора рублей с души, как государственные крестьяне. Были изданы постановления, усиливающие помещичью власть. Им предоставлялось право ссылать крестьян «за предерзостное состояние» на каторгу (1765г). Крепостным людям было запрещено подавать жалобы на господ под страхом наказания кнутом и ссылки на вечную каторгу (указ от 22 августа 1767г).

Описание быта

Устройство быта богородичан было чисто украинским. Материалом для постройки хаты были дерево, гонт (кровельные дощечки), камыш и солома. Это либо рубленые из брёвен, либо мазанки из хвороста, обмазанные изнутри и снаружи глиной. В хате просторные сени, пол также глиняный. У крестьян, кто побогаче- печь обложена кафелем. Характерной чертой для большинства было пристрастие к чистоте и, в первую очередь, в хате. Хату белили по субботам и к большим праздникам, летом также снаружи. Окон из стекла в хате не менее трёх. Обычными предметами внутреннего убранства были образа, лавки, домотканые коврики, одеяла, рушники. В углу под образами обычно стоял узкий и длинный чисто вымытый стол, покрытый холстиной. Обычная хата имела две половины: одна для хозяина с семейством, а вторая с галереей- для гостей. Жители села прошлых веков питались неплохо. Редко у кого не было каравая, испеченного из хорошо просеянной ржаной муки. Еду варили дважды в день- утром и вечером. Варили борщ из свеклы с капустой, с пшённой затиркой, с квасом и салом. Вечером обычно к столу подавались гречневые или пшеничные вареники с сыром, гречневые галушки с салом, густая пшённая каша с салом или маслом. Летом готовили холодец. Сад, огород и бахча были у каждого. Содержалось много рогатого скота, волов и рабочих лошадей.

Трудовая деятельность

Земледелие. Сеяли больше ярового, чем озимого хлеба, так как в бесснежные зимы посевы вымерзали. Землю пахали плугом на волах, запряженых от 2-х до 4 пар. Землю берегли и соблюдали севоборот: на новых высоких землях сеяли просо или анис, далее яровую пшеницу, на третий год сеяли овёс, потом рожь и несколько лет поле « отдыхало». Скошенный хлеб или оставляли на поле в копнах, или сразу отвозили в село. Снопы молотили на токах. Средний урожай озимой ржи сам 7, озимой пшеницы-сам 5, овса-9, ячменя-7, яровой пшеницы-4, проса-10, гречки- 7, мака-20, аниса-10.(сам- в сочетании с порядковым числительным образует сложное прилагательное, которое означает во сколько раз больше того, что, например, посеяно, было получено. Так, сам 7 -всемеро) За помол мельникам платили 1/10 часть зерном. Хранили урожай в сухих ямах с соломой. На продажу отдавался в основном яровой хлеб. Скотоводство, второй по значимости вид сельхозработ, поставленный как промысел, от которого также была большая польза. Строили сараи и загоны для скотины, её лечили, кормили и поили, заготовляли сено и другой корм. Как промысел, были распространены садоводство, пчеловодство и винокурение. Не имеющие своей земли ходили на заработки в другую местность. Отдельно следует упомянуть в Богородичном гутный промысел: « По ревизии 1732 года .., при стеклянном заводе 29 душ муж». По состоянию на 1795 г в слободе Богородичной было земли: 600 десятин под усадьбами, 9360 под пашней, 2000 под сенокосами и 10000-лес, сады и виноградники. Также 2 мельницы с 6-ю поставами (мельничный постав-водяное колесо и мукомольный агрегат). В окрестностях села археологами найдены многочисленные свидетельства железоплавильного производства.

Просвещение

Первая церковно-приходская школа была открыта в 1880 году. По официальным спискам учебных заведений Харьковской губернии за 1914 год в Богородичанской волости имелось шесть церковных народных училищ, в том числе и в Богородичном. На практике это были одноклассные трёхгодичные начальные школы, и одно светское Богородичанское училище располагавшиеся в жилых помещениях наполовину занятых учителями и братией. Средних учебных заведений в Богородичанской волости открыто не было. В 1900 году в Богородичанском народном училище была открыта библиотека, при ней в 1912 году работала читальня, получавшая сельскохозяйственный журнал «Хлебороб». В школе за длинными столами сидели все три класса: в первом те, что учили букварь, во втором учили часослов и в третьем- псалтырь. 2-й и 3-й классы учились писать. Нередкостью среди школьников были и взрослые. В 3-м классе набирали желающих обучаться церковному пению. В школе было очень шумно, так как каждый читал или пел своё. Одной из проблем была посещаемость. В крестьянских хозяйствах практически все члены семьи, включая детей, были заняты на сельхозработах. Поэтому учебный год начинался 1 октября, а прекращалась учёба в апреле с наступлением периода весенних работ в хозяйствах. Кроме того, существовали и длительные каникулы — на Рождество и Пасху. В период зимних холодов серьёзной причиной не посещать школу становилось отсутствие тёплой одежды и обуви. Всё это способствовало отсеву учащихся, который достигал 8-12 % Но главной причиной, по которой многие не могли завершить учёбу, было то, что родители забирали детей из школы с целью передачи их внаём или для обучению какому-либо ремеслу. В отчётах народных инспекторов успехи учащихся отмечались как ниже средних: в огромном большинстве дети читали неудовлетворительно, слабее всех предметов был Закон Божий. Письменные упражнения по русскому языку не шли дальше списывания из книг и диктовки и редко оказывались удовлетворительными. При советской власти в 1930 году сельская школа преобразована в семилетку, а в 1939-м в среднюю.

Владельцы

В конце 1790 г. монастырские земли и в том числе Богородичное императрица Екатерина ІІ подарила светлейшему князю Григорию Потёмкину-Таврическому. По ведомости Изюмского уезда за 1797 г, в селе проживало 777 жителей, в том числе 391 мужского пола. Барон В. В. Энгельгардт (1791-1828гг) имел репутацию рачительного хозяина, содержал в порядке свои имения, которые приносили немалый доход: увеличил пашню и сенокосы, сохранил лесные угодья, поставил несколько мельниц и винокурень. Всячески способствовал налаживанию крестьянских хозяйств, строго пресекал пьянство и воровство. Такие методы способствовали развитию торговли и расширению Успенской ярмарки (28 августа). Княгиня Т. В. Юсупова(1828—1841)- Считалась знатоком в финансовых вопросах, продолжила традиции рачительного управления, унаследованные от брата. Действительный тайный советник и предводитель Петербургского дворянства А. М. Потёмкин (1841—1861). Этот период владения отмечен выделением значительных денежных средств и земли в пользу возобновления Святогорского монастыря. После выхода Манифеста об отмене крепостного права (1861г), в имении была проведена реформа по освобождению крестьян. Они наделялись участками земли в личное пользование с выплатой оброка и отработочных дней в имении помещика (по 2 десятины 1,2 кв.сажени на душу). За это причиталось уплатить оброк в сумме 6 рублей 49 коп в год. Также оговаривались условия для рыбной ловли в реке и охоты. Допуск оформлялся в имении с разрешения владельца. Граф Г. И. Рибопьер (1872—1917)В истории местечка Святогорск (группа селений от Пришиба до Студенка), отметился в 1905 г. подавлением столкновения крестьян с нанятыми для охраны поместья черкесами. В результате 6 человек было убито, множество ранено. 70 человек арестованы. Причиной протестов были жёсткие правила пользования природными ресурсами, принадлежащими графу, а также наказания — штрафы за их нарушения.

Население Богородичного

«В селе Богородичном число прихожан: в 1790 году 465 муж., 415 жен.; в 1810 году 822 муж., 850 жен.; в 1830 году 1259 муж., 1479 жен.; в 1850 году 1396 муж., 1482 жен. душ». По состоянию на 1864 г зарегистрировано 245 дворов, 704 лица мужского пола и 746- женского. В справочнике Богородичное отмечено, как владельческая слобода. По данным первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г в с. Богородичное проживало 2050 жителей. В начале 20 века Богородичное в научном издании показано следующим образом: «…на правом берегу Сев. Донца волостное село Богородичное, имеющее жителей около 3 1/2 тысяч человек; в селе несколько лавок, еженедельные базары и 2 ярмарки». В Справочнике Харьковской епархии: «Скорбященская церковь, построенная в 1847 г на средства действ. тайн.совет. Александра Потёмкина…Прихожан 1528 муж.пол, 1312 жен.пол…Воскресная и 2 церк.приход.школы. Священник Василий Фёдоров, церковный староста Назарий Будняк.

Село после 1917 года

Смена власти в октябре 1917 года для жителей Славянского уезда и Богородичанской волости произошла мирным путём: всего в Славянске было 3 власти — Временное правительство, Советы и Центральная Рада. В результате через выборы победили большевики. Это произошло 02 октября (ст. стиль)1917 года то есть на 3 недели раньше победы большевиков в Петрограде.. Первым председателем Богородичанского сельского совета был избран большевик Шалашный Р. П. В 1918 году в селе был организован комбед (комитет бедноты). Его председателем был избран Курченко Р. Ф. Крупные земельные владения графа Рибопьера, богатых крестьян Финченко и Тонконоженко, были разделены между малоземельными и безземельными крестьянами. Каждый получил от 10 до 30 десятин в зависимости от количества членов семьи. По итогам Брестского мира (март 1918 г), с мая и вплоть до аннулирования условий мира в ноябре 1918г, территория была оккупирована немецкой армией, что вызвало создание повстанческих вооруженных отрядов. В Богородичном ревком (революционный комитет) возглавил Вербицкий А. С. После ухода немцев для нейтрализации сильного влияния большевиков, генерал Краснов выдвинул сюда части 2-й и 3-й Донских дивизий. Началась гражданская война. Сопротивление Добровольческой армии, а также различным бандформированиям организовал житель села Шалашный К. П. Позже часть отряда ушла в партизанский отряд М. И. Карнаухова и РККА. В декабре 1919 г части Красной армии освободили село Богородичное от частей Добровольческой армии, однако борьба с бандой Савонова ещё продолжалась некоторое время. Итог Первой Мировой и Гражданской войн для хозяйства оказался катастрофическим: сокращение посевных площадей и голод населения. Председатель Богородичанской волости докладывал « …в Богородичном зарегистрировано голодающих 246 душ, из них до 16 лет 154 души».

Коллективизация

Подъём хозяйства в селе начался с создания кредитного товарищества крестьян -единоличников. С укреплением Советской власти в 1930 году богородичане объединились в сельскохозяйственную артель имени Петровского. Колхоз имел 3005 гектаров земли, из них 1670 пахотной. В селе были построены колхозная контора, клуб, детские ясли, открыта школа на 480 учащихся, была образована комсомольская организация и её первым комсомольцем был учитель школы Трощенко Г. Д. По состоянию на 1934 год партийная группа коммунистов села составляла 8 чел. В предвоенные годы в селе было 840 дворов, проживало 3 тысячи человек.

Село в период Великой отечественной войны

С началом Великой Отечественной войны жители села были заняты сооружением переправы через Северский Донец и устройством защитной дамбы на лугу возле села. В Богородичном был размещён штаб 9-й армии, на обороне села стояли бойцы 34-й особой кавалерийской дивизии под командованием А. А. Гречко. Вместе с отступающими войсками эвакуировался и колхоз, основное имущество переправили за Северский Донец, зерно и пчелиные ульи раздали по дворам.

Оккупация села Богородичное в 1941-1943 гг

— 15 октября 1941 г. село занято фашистами. В один из зимних дней оккупанты приступили к карательным акциям: собрали коммунистов и комсомольцев, вывезли в село Долина и расстреляли. Под расстрел попали также «сочувствующие» и евреи. Особенно боялись немцы партизан из отряда М. И. Карнаухова, базировавшегося в окрестных лесах, при любом подозрении человек сразу уничтожался. Всего расстреляно 40 жителей. -Декабрь 1941 г.село освобождено Красной армией-17 мая 1942 г. село занято фашистами с большими потерями для Красной армии. Авиация быстро разрушила мост через Донец, на реке был очень большой разлив, переправлявшихся постоянно обстреливали самолёты. Много людей утонуло, на берегу было брошено много техники и военного имущества. −02 февраля 1943 г. село освобождено Красной армией −03 марта 1943 г. село вновь занято фашистами, почти все жилые дома сожжены, всем жителям приказано эвакуироваться на запад. −5 сентября 1943 г. окончательное освобождение села Богородичное. Войска Юго-Западного фронта под командованием генерала Р. Я. Малиновского перешли в наступление, форсировали Донец, продвинулись на юго-запад, угрожая окружением вражеских войск, дислоцированных в Донбассе. В конце августа 1943 года части 230 и 79 -й гвардейской стрелковых дивизий форсировали Донец и развернули тяжёлые бои в районе сёл Пришиб, Тятьяновки и Богородичного. На территории села есть 2 братские могилы, где упокоились 1507 воинов Красной армии и 41 воин на школьной территории. Фамилии 52-х захороненных не установлены. На гражданском кладбище есть братская могила 3-х членов подпольной группы сопротивления оккупантам. Фашистская оккупация и боевые действия нанесли большой вред селу: осталось 14 полуразрушенных хат, разбиты все колхозные постройки, магазин, клуб, школа, уничтожен или вывезен в Германию весь сельскохозяйственный инвентарь.

Восстановление хозяйства

Темпы восстановления села и колхозного хозяйства были таковы, что в 1951 году колхоз по всем видам животноводства выполнил трёхлетний план. В 1958 году колхоз имени Петровского объединился с колхозом имени Ленина Долинского сельсовета и село Богородичное стало третьей комплексной бригадой колхоза имени Ленина. В бригаде имелось 3005 гектаров земли, в том числе пашни 1670 га, 42 гектара старого и 25 га — нового сада, 7 тракторов, 6 автомашин, необходимое количество сельскохозяйственной техники, лесные угодья. Построен клуб, работал фельдшерско-акушерский пункт. В школе-восьмилетке обучалось 150 детей колхозников и заканчивалось строительство новой на 320 мест. В 1958 г в Богородичном проживало 2183 человека.

Современное состояние села

Колхоз им. Ленина прекратил существование в 90-х годах вследствие распада СССР и последовавшего внедрения элементов капиталистической экономики. Земля и неземельные средства производства были разделены на индивидуальные паи в равных долях среди членов колхоза и пенсионеров. Хозяйство было перерегистрировано в ООО «Богородичанский», которое самоликвидировалось в 2000-м году. По состоянию на 2013 г в селе Богородичное зарегистрированы 4 частных торговых предприятия, распаёванные земли и производственные помещения арендуются фермерскими хозяйствами, расположенными в других населённых пунктах. Работоспособное население занято в сфере обслуживания, торговли и медучреждений в близлежащих г. г. Святогорск и Славянск, в строительстве жилья и случайных заработках. Хорошая экологическая обстановка привлекает в село много богатых граждан, которые владеют множеством земельных участков с комфортабельными дачами и проживают тут в тёплое время года. В селе зарегистрированы 741 человек, проживающих в 545 домохозяйствах. В школе-девятилетке обучается 130 школьников(2015г).

Православие

Вместе возобновлением в 1992 году Свято-Успенского Святогорского монастыря (и в 2004 г обретением статуса Лавры) в г. Святогорске, в селе Богородичное в 2005г освящён храм иконы Божией Матери «Всех Скорбящих радосте», который преобразован в Богородичный женский скит Святогорской Лавры. Местная школа стала объектом попечения обители, с 2010 г. здесь организована православная школа. Уроки проводятся по субботам и длятся 2 часа. Учащиеся в школе по возрасту от 4-х до 14 лет, преподаватель- инокиня Августа из скита Иконы Божией матери «Всех скорбящих радосте». Дети изучают Закон Божий, основы православной жизни, рукодельничают и ходят на экскурсии. Духовник скита о. Зосима, игуменья м. Амвросия. По состоянию на 2015 год скит принял к себе 124 беженца из районов боевых действий на территории Донецкой области.

Достопримечательности

Село находится в так называемой «Донецкой Швейцарии» — живописном месте Святогорья. Река Северский Донец, покрытые лиственным лесом холмы правого берега и сосновые леса левобережья создают уникальный микроклимат. На окраине села начинается тропа «Донецкий терренкур» соперничающая по живописности мест с терренкурами Пятигорска. Протяжённость тропы — около 4 км, она заканчивается у подножия Лысой Горы.

В 1981 году в селе был установлен памятник «Скорбящая мать» работы Леонида Артёмовича Бриня. Монумент имеет высоту 4,5 метра и выполнен из гранитной крошки и железобетона.

Фотогалерея

• Панорама с.Богородичное Славянского района Донецкой области..jpg

Панорама с.Богородичное Славянского района Донецкой области

• С.Богородичное Славянского района Донецкой области. Центральная часть.JPG

С.Богородичное Славянского района Донецкой области. Центральная часть

• С.Богородичное Славянского района Донецкой области. Братская могила..JPG

Братская могила

• Братская могила для 41 воина Красной армии во дворе школы с.Богородичное Славянского района Донецкой области.JPG

Братская могила для 41 воина Красной армии во дворе школы

• Село Богородичное Славянского района Донецкой области.Скит иконы Божией Матери Всех скорбящих радосте.jpg

Скит иконы Божией Матери Всех скорбящих радосте

• Р.Северский Донец и пляж в с.Богородичное Славянского района Донецкой области.JPG

Р.Северский Донец и сельский пляж

• Общий вид с.Богородичное Славянского района Донецкой области.jpg

Общий вид с.Богородичное Славянского района Донецкой области

Адрес местного совета

84140, Донецкая область, Славянский р-н, с. Долина, ул. Советская, 1; тел. 62-17-23.

Ссылки

• [www.dyvokraina.com.ua/index.php?option=com_k2&view=itemlist&layout=category&task=category&id=58&Itemid=120&lang=ru Богородичное, Донецкая область, Украина на сайте Туристический портал Украины]
• [gska2.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rdat1=17.07.2010&rf7571=7310 Учётная карточка на сайте Верховной рады]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Богородичное

– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.