Богоявленский монастырь (Москва)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Богоявленский монастырь
Страна Россия
Город Москва
Конфессия Православие
Епархия Московская
Тип мужской
Дата основания XIV
Дата упразднения 1920-е
Статус  Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7710079000 № 7710079000]№ 7710079000
Состояние реставрация до 2014 года
Координаты: 55°45′21″ с. ш. 37°37′23″ в. д. / 55.755861° с. ш. 37.623222° в. д. / 55.755861; 37.623222 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.755861&mlon=37.623222&zoom=16 (O)] (Я)

Богоявленский монастырь в Москве — бывший мужской монастырь в Москве, в Китай-городе (Богоявленский переулок).





История

Богоявленский монастырь традиционно считался древнейшим в Москве, на посаде; церковное предание приписывает его основание родоначальнику московского княжеского дома Даниилу. В этом отношении с ним соперничает Данилов монастырь, но тот в 1330 г. был перенесён в Кремль к Спасу на Бору, после чего не существовал до 1560 года[1] и, вообще говоря, находился до XX века за пределами города.

Церковные предания повествуют, что одним из игуменов Богоявленской обители был Стефан, старший брат прп. Сергия, игумена Радонежского, и что будущий митрополит Алексий принял здесь постриг и длительное время подвизался. Монастырь имел большой вес в жизни средневековой Москвы, а его настоятель одним из первых стал именоваться архимандритом.

Первое каменное здание монастыря, четырёхстолпный Богоявленский собор, было выстроено на рубеже XIV и XV вв. из белого камня[2]. Собор сильно пострадал в 1451 году во время нашествия ордынского царевича Мазовши, когда сгорела большая часть московского посада.

Восстановленный при Василии II и несколько обстроенный при Иване III (новая трапезная), монастырь снова сильно пострадал в 1547 году во время великого московского пожара. А в 1571 году Ивану Грозному пришлось отстраивать Богоявленский монастырь уже после похода на Москву крымского хана Девлет-Гирея.

В Смутное время монастырь опять претерпевал бедствия (особенно он пострадал в 1611—1612 годах), и практически сразу после своего взошествия на престол новый царь — Михаил Федорович — начинает отстраивать обитель. В 1624 году был построен новый каменный собор. В 1685 году в монастыре появилась основанная братьями Иоанникием и Софронием Лихуды школа, которая через пару лет была объединёна со школой Симеона Полоцкого и переехала в соседний Заиконоспасский монастырь — так родилась Славяно-греко-латинская академия.

После пожара 1686 года был создан новый ансамбль Богоявленского монастыря в стиле т. н. «нарышкинского барокко». После постройки новых келий в 1692 году по благословению патриарха Адриана началось возведение и нового собора, сохранившегося до нашего времени. Строительные работы финансировали, среди прочих жертвователей, царица Наталья Кирилловна, семейства князей М. Ю. Долгорукова и М. А. Голицына.

Нижняя церковь Богоявленского храма, посвященная Казанской иконе Божией Матери, была освящена патриархом уже 29 декабря 1693 года, а верхняя — в честь Богоявления Господня — 26 января 1696 года. В нижней (подклетной) части собора сохранилась часть постройки 1624 года. Позднее арки поклета были заложены. В 1697 году был освящен придел в честь митрополита Московского Алексия.

В 1737 году монастырь вновь серьёзно пострадал от городского пожара. Монастырские постройки были восстановлены при архимандрите Герасиме, который к 1742 году построил вдобавок над вторыми воротами новую, надвратную церковь Бориса и Глеба с колокольней. Обители покровительствовали богатые прихожане, в первую очередь князья Голицыны и Долгоруковы. Их щедрые вклады позволяли продолжать строительные работы и обустраивать новые приделы.

В 1747 году собор получил северный придел во имя святого Георгия Победоносца, а в 1754 году — южный во имя апостола Иакова Алфеева. Была пристроена и колокольня. В 1764 году все монастырские земли были секуляризованы. В 1782 году церковь была отремонтирована и расписана, а её новые части украшены лепниною.

В 1788 году монастырь стал местопребыванием викарного епископа Московской епархии. С 1865 года им управляли епископы — викарии Московской митрополии. Особенно же стал процветать монастырь после 1866 года, когда с Афонской горы были привезены и поставлены в соборном храме частицы мощей мучеников Пантелеимона, Трифона и других, а также и чудотворная икона Божией Матери, именуемая «Скоропослушница».

В 1873 году в соборе был устроен придел во имя святого Пантелеимона, а ещё через 30 лет к собору был пристроен Феодосьевский придел по проекту архитектора Н. Н. Благовещенского. К обители была приписана Афонская часовня на Никольской улице.

В 1905—1906 годах монастырские власти, несмотря на протесты общественности, снесли надвратную церковь Рождества Иоанна Предтечи XVII века, чтобы построить на её месте доходный дом (Никольская улица, дом 6; архитектор Н. Н. Благовещенский)[3].

В начале 1920-х годов монастырь был закрыт, дворянская усыпальница в нижнем храме — разорена. Разобраны колокольня, башня монастырской ограды XVII века, Алексиевский придел и другие постройки. Во время Великой Отечественной войны подбитый немецкий истребитель при падении снес главу храма. Глава восстановлена лишь в 1990-е годы.

Некрополь

До того, как в 1771 году был издан запрет хоронить покойников в городах, в нижней Казанской церкви успел сформироваться аристократический некрополь, насчитывавший порядка 150 надгробий[4]. Высокую художественную ценность представляли памятники над могилами генерал-фельдмаршала М. М. Голицына, его брата генерал-адмирала, генерал-аншефов Г. Д. Юсупова и А. А. Меншикова, сенатора А. Д. Голицына. На могильных плитах различимы и другие громкие фамилии — Шереметевы, Салтыковы, Долгоруковы, Ромодановские, Репнины. Большая часть из памятников XVIII века — пристенные надгробия в стиле барокко, выполненные в плоскостной манере. Замысловатые композиции включали в себя ленты, гирлянды, букеты, сложные драпировки тканей и фигуры-олицетворения. В дореволюционных изданиях их приписывали ведущим французским мастерам, даже Гудону.

В 1930-е годы захоронения были разграблены. Лишь наиболее ценные для историков памятники были перевезены (с потерями) в Донской монастырь (как, например, надгробие боярина Фёдора Бяконта XIV века). Но даже и сохранившаяся монументальная скульптура ныне закрыта для осмотра, будучи «свалена» в беспорядке в подвалах музея им. Щусева на Воздвиженке[5].

Современность

От монастырского ансамбля сохранилось немного — двухэтажный собор Богоявления 1693-96 гг. постройки, игуменский и братский корпусы. По сравнению с XVIII веком его территория сократилась на три четверти.

Собор был передан Московской Патриархии в мае 1991 года, к концу года в нём возобновились богослужения. В ходе длительной реставрации собору был возвращён прежний вид. Алексиевский придел, до неузнаваемости перестроенный в XIX веке, а потом снесённый, воссоздан в том виде, который он, по гипотезе реставраторов, мог иметь изначально.

Рядом с собором 31 мая 2007 года был установлен бронзовый памятник монахам-просветителям братьям Лихудам. Деньги на памятник выделило правительство Греции.[6]

Напишите отзыв о статье "Богоявленский монастырь (Москва)"

Примечания

  1. Кучкин В.А. О дате основания московского Данилова монастыря // Вопросы истории. 1990. № 7. С. 164-166.
  2. Беляев Л.А. Древние монастыри Москвы (кон. XIII–нач. XV вв.) по данным археологии. М., 1994. С. 47-72.
  3. Романюк, 2007, с. 140.
  4. [www.bgkg.ru/?page_id=1253 Храм Богоявления Господня б.Богоявленского монастыря — XVII — XVIII века]
  5. [www.nasledie-rus.ru/podshivka/11117.php Г.И.ВЗДОРНОВ. Печальные памятники и их судьба]
  6. [www.newsru.com/religy/31may2007/lichud.html Патриарх, президент Греции и мэр Москвы откроют памятник греческим монахам-просветителям] NEWSru.com 31 мая 2007 года.

Литература

  • Беляев Л.А. Древние монастыри Москвы (конец XIII – начало XV вв.) по данным археологии: [Электронная версия на CD-диске]. 3-е доп. изд. — Москва: ИА РАН, 2010.
  • Топычканов А. В. Храм Богоявления Господня бывшего Богоявленского монастыря. — Москва: Православный приход храма Богоявления Господня бывшего Богоявленского монастыря, 2009. — С. 152. — ISBN 978-59901756-1-7.
  • Романюк С. К. Москва. Китай-город: Путеводитель.. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение»; ОАО «Московские учебники», 2007. — 320 с. — (Новый московский путеводитель).

Ссылки

  • [www.bgkg.ru/ Официальный сайт Храма Богоявления Господня бывшего Богоявленского монастыря]
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/or_file.cgi?5_1554 Монастырь в честь Богоявления] на сайте Православие. База данных
  • [www.pravoslavie.ru/put/080118113705 Богоявленский монастырь в Москве, сайт «Православие»]
  • [drevo.pravbeseda.ru/index.php?id=164 Московский Богоявленский монастырь]

Отрывок, характеризующий Богоявленский монастырь (Москва)

Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.