Богуславский, Леонид Антонович

Леонид Антонович Богуславский
Дата рождения	1859(1859)
Дата смерти	1902(1902)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Годы службы	1877—1902
Звание	подполковник
Командовал	батальон 81-го пехотного Апшеронского полка
Сражения/войны	Ахал-текинская экспедиция
Награды и премии

Леони́д Антоно́вич Богусла́вский (1859—1902) — русский подполковник, участник ахал-текинской экспедиции, военный историк.

Биография

Леонид Богуславский родился в 1859 году. Православного вероисповедания. Происходил из потомственных дворян Екатеринославской губернии. Окончил полный курс Тифлисского реального училища. Выпускник Тифлисского пехотного юнкерского училища по 2-му разряду. Также окончил Офицерскую стрелковую школу.

8 сентября 1877 года рядовым на правах вольноопределяющегося 2-го разряда Богуславский вступил на службу в 13-й гренадерский запасной батальон Эриванского полка. 7 октября 1880 года в чине прапорщика Высочайшим приказом он был переведён в 81-й пехотный Апшеронский полк. В том же году Богуславский в составе этого полка принял участие в Ахал-текинской экспедиции, и в том же году за боевое отличие ему был присвоен чин подпоручика. 12 января 1881 года во время штурма Геок-Тепе, он был контужен пулей в переднюю часть головы и левое бедро. За проявленное мужество Богуславский был награждён орденами Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» и Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом.

20 августа 1887 года Богуславский был командирован в Тифлис для составления истории Апшеронского полка. Используя архивные материалы при окружном штабе, он принялся за её составление. В 1891 году Богуславскому был присвоен чин штабс-капитана, а в следующем 1892 году работа была закончена. Тогда же он был командирован в Санкт-Петербург для поднесения истории полка императору Александру III. За свой труд Богуславский был удостоен личной благодарности императора. В 1893 году он был произведён в капитаны, а 26 февраля 1898 года ― в подполковники.

Смерть

Умер Богуславский в 1902 году от туберкулёзного воспаления лёгких, находясь на должности батальонного командира в 81-м пехотном Апшеронском полку.

Награды

• орден Св. Анны 4-й ст. с надписью «За храбрость» (1881);
• орден Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (1882);
• медаль «За взятие штурмом Геок-Тепе».

Библиография Богуславского

• [www.runivers.ru/lib/book7621/ История Апшеронского полка. 1700—1892] // в 3-х томах (с иллюстрациями худ. Н. С. Самокиша; СПб., 1892);
• Памятная книга Апшеронского полка;
• Апшеронская памятка (1700—1894). Краткая история Апшеронского полка для солдат" (СПб., 1894);
• Апшеронский полк (1700—1900). На память о двухсотлетии родного полка (М., 1900).

Литература

• Список подполковникам по старшинству. — [elib.shpl.ru/ru/indexes/values/48724 Составлен по 1 марта 1900 года]. — СПб.: Воен. тип., 1900. — С. 854.
• Богуславский, Леонид Антонович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.runivers.ru/lib/authors/author403578/ Богуславский Леонид Антонович] На сайте «Руниверс».

Отрывок, характеризующий Богуславский, Леонид Антонович

«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».