Богушевский, Николай Казимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Казимирович Богушевский
Дата рождения:

18 мая 1851(1851-05-18)

Дата смерти:

10 июня 1891(1891-06-10) (40 лет)

Научная сфера:

археология, краеведение, коллекционирование

Альма-матер:

Кембриджский университет, Оксфордский университет, Гейдельбергский университет

Николай Казимирович Богушевский (Богушев-Богушевский) (18 мая 1851, с. Должицы, Гдовский уезд, Санкт-Петербургская губерния — 10 июня 1891, с. Мелетово, Псковская губерния) — российский археолог польского дворянского происхождения, коллекционер, библиофил, библиограф.





Биография

Николай Богушевский родился в отцовском имении Должицы. Происходил из польского дворянского рода баронов Богушевских (Богушев-Богушевских). Отцом был Казимир Антонович, мать — Наталья Александровна. С малых лет началось его путешествие. Первоначальное образование получил в Женеве (Швейцария). Затем переехал в Лондон (Англия), где с 1865 года обучался в Итонском колледже, а также слушал лекции в Кембриджском и Оксфордском университетах. Завершил своё образование в Гейдельбергском университете в Германии. В Россию вернулся в 1870 году.

Некоторое время служил чиновником, но по состоянию здоровья вскоре вышел в отставку. В начале 1970-х годов работал в Археологической комиссии Псковского губернского статистического комитета. Занимался составлением археологической карты Псковской губернии. Вёл переписку с Г. Шлиманом, был знаком с В. Гюго.

Был действительным членом Императорских Русского и Московского археологических обществ, Псковского археологического общества, почётным членом Дерптского университетского общества, Великобританского королевского общества, вице-президентом Британского топографического общества, покровителем Лейпцигского национального музея для изучения быта народов.

В конце своей жизни Богушевский стал священником в селе Мелетово. У него было слабое здоровье, в 1891 году он тяжело заболел и умер. Был похоронен при церкви Успении в том же селе.

Коллекция

В 1970-80-е гг. активно собирал рукописи, автографы, рисунки, книги, медали и монеты. Особенно много было собрано автографов. На 1884 году в наличии у него было 12 тыс. экземпляров. В личном собрании были автографы Фридриха Великого, Петра I, Екатерины II, Людовика XVI, Наполеона I, В. А. Моцарта, Л. Бетховена, Г. Шлимана, В. Гюго, Р. Бёрнса, И. В. Гёте, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, И. И. Шишкина, О. А. Кипренского, Д. В. Давыдова, А. В. Суворова, А. А. Бестужева и др.

Некоторая часть была опубликована в журнале «Русская старина». Однако большинство коллекции сгорело в 1884 году при пожаре в Покровском имении Николая Богушевского (восстановить к 1888 году удалось 3 тыс.). После смерти Николая Богушевского, коллекция перешла к его сестре Ольге.

Семья

  • Дед по матери — Александр Алексеевич Назимов.
  • Отец — Казимир Антонович (ум. 1884 г.).
  • Мать — Наталья Александровна (ум. 1891 г.).
  • Сёстры — Мария и Ольга.
  • Дети — Евгений

Основные работы

  • Богушевский Н. К. Заметка о селе Выбутах (Лыбутах), родине Святой Великой Княгини Ольги Российской // Труды III Археологического Съезда. 1874. — М., 1878. — Т. II. — С. 139—144.
  • Богушевский Н. К. Исторические черты о бывшем рыцарском замке Нейгаузен // Псковские губернские ведомости. — 1874. — № 6—10.
  • Богушевский Н. К. О мелётовской церкви // Псковские губернские ведомости. — 1876.
  • Богушевский Н. К. Отчёт о раскопках курганов в имении Заполье // Известия Императорского Русского Археологического Общества. — СПб. — Т. IV. — С. 322.
  • Богушевский Н. К. Церковь Успения в Мелетове // Псковские губернские ведомости. — 1876. — № 18, 19, 25, 26, 31.
  • Богушевский Н. О селе Выбутах (Лыбутах), родине Святой Великой Княгини Ольги Российской, Логазовской волости Псковского уезда // Псковские губернские ведомости. — 1879. — № 3. (перепечатано в Святыни и древности Псковского уезда: По дореволюционным источникам / Состав., вступ. ст. Н. Ф. Левин. — Псков, 2006. — С. 27—34.)
  • Богушевский Н. Посещение развалин прежнего немецкого гостиного двора 15 мая 1873 года // Псковские губернские ведомости. — 1873. (перепечатано в Псковские хроники. — Псков, 2002. — Вып. 3. — С. 160—162.)

Напишите отзыв о статье "Богушевский, Николай Казимирович"

Литература

Ссылки

  • [www.rulex.ru/01020241.htm Богушевский Николай Казимирович (барон)]

Отрывок, характеризующий Богушевский, Николай Казимирович

Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.