Бодегон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бодего́н (исп. bodegón, от bodega, «трактир, харчевня»; мн. ч. бодегонес[1]) — жанр испанской живописи эпохи Возрождения[2].





Термин

Термин используется приблизительно с 1650 года. Первый этим словом стал называть жанровые сцены раннего Веласкеса, в которых изображены обедающие или занятые приготовлением пищи простолюдины, Франциско Пачеко[3].

Некоторые испанские жанровые картины, по всей видимости, изображали реальные трактиры-бодегонес. Однако, по ассоциации, название перешло к широкому кругу жанровых картин, изображающих лиц незнатного происхождения, часто с едой и напитками. Уже в 1590 фламандские и итальянские изображения кухни и рыночные сцены назывались бодегонес.

В своем «Arte de la pintura» (1649) Франсиско Пачеко описывает бодегон как натуралистический жанр живописи своего ученика и приемного сына Веласкеса.

В современном испанском означает «натюрморт»[4]

История жанра

Бодегон появился в конце XVI в. на основе итальянских образцов.

Три 'bodegones de Italia' были написаны в 1592 году. Самые ранние известные примеры рыночных сцен (Гранада, Пал. Карлос V), подписанные Хуан Эстебан, появились в Убеда в 1606; первая кухонная сцена — ок. 1604 г, принадлежит руке Винченцо Кампи и является составной частью художественного оформления потолка галереи прелатов во дворце Arzobispal в Севилье[4].

В Италии бодегоны получили распространение под влиянием реалистической манеры художника Микеланжело да Караваджо. Обращение к «низкому» жанру стало реакцией на изысканность итальянского маньеризма[2]. Позднее словом «бодегон» стали называть жанр натюрморта в целом.

Бодегон достиг своего расцвета в XVII веке[5].

Бодегоны подразделяются на два основных типа:

  • натюрморты (как правило аскетичные, на нейтральном фоне);
  • изображение сцен в трактире, на улице, в лавке, с участием небольшого количества персонажей (в основном — простолюдинов), сочетающие в себе элементы бытовой сцены и натюрморта[6].

Бодегоны позволяли художнику соединить жанровую сценку с натюрмортом[7].

Бодегон, в частности, был любимым жанром Диего Веласкеса во время первого, «севильского» периода его творчества[8]. К этому жанру не раз обращался Сурбаран.

Жанр бодегонес имел свои традиционные формы — сцены в полутемном помещении с неярким источником света, при котором особенно контрастно вырываются световые пятна, выделяются объёмы и очертания фигур[1].

Бодегон считался «низким» жанром в иерархии жанров[8]. Картины считались «несущественными» и даже «порочащими»[4]. Они открыто высмеивались соперником Веласкеса, Винченцо Кардуччи в его «Diálogos de la pintura» (1633).

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Бодегон"

Литература

  • V. Carducho: Diálogos de la pintura (Madrid, 1633); ed. F. J. Calvo Serraller (Madrid, 1979)
  • F. Pacheco: Arte de la pintura (Seville, 1649); ed. B. Bassegoda i Hugas (Madrid, 1990)
  • A. A. Palomino de Castro y Velasco: Museo pictórico (1715-24)
  • J. López Navío: ‘Velázquez tasa los cuadros de su protector Don Juan de Fonseca’, Archv Esp. A., xxxiv (1961), pp. 53-84
  • I. Bergström: Maestros españoles de bodegones y floreros (Madrid, 1970)
  • M. Haraszti-Takács: Spanish Genre Painting in the Seventeenth Century (Budapest, 1983)
  • Pintura española de bodegones y floreros de 1600 a Goya (exh. cat. by A. E. Pérez Sánchez, Madrid, Prado, 1983)
  • W. B. Jordan: Spanish Still-life in the Golden Age, 1600—1650 (Fort Worth, 1985)
  • D. Kinkead: ‘The Picture Collection of Don Nicolás Omazur’, Burl. Mag., cxxviii (1986), pp. 132-44
  • J. Brown and R. L. Kagan: ‘The Duke of Alcalá: His Collection and its Evolution’, A. Bull., lxix (1987), pp. 231-55
  • B. Wind: Velázquez’ ‘Bodegones’: A Study in Seventeenth-century Genre Painting (Fairfax, 1987)
  • N. Bryson: Looking at the Overlooked: Four Essays on Still-life Painting (London, 1990)
  • P. Cherry: Still-life and Genre Painting in Spain during the First Half of the Seventeenth Century (diss., U. London, Courtauld Inst., 1991)

Примечания

  1. 1 2 [www.renesans.ru/books/art-17century/ispania.shtml renesans.ru] Искусство XVII века. Испания
  2. 1 2 Виктория Базоева, Алиса Таежная, Анна Романова. [books.google.co.il/books?id=aZpmAAAAQBAJ&dq=Бодегон++натюрморт&source=gbs_navlinks_s Мадрид]. — 2015. — ISBN 5457381900, 9785457381902.
  3. [www.kommersant.ru/doc/108678 kommersant.ru/] Искусствоведы готовы принять испанский погреб за платоновскую пещеру
  4. 1 2 3 Oxford Art Online
  5. [bibliotekar.ru/slovar-impr/96.htm Энциклопедия живописи] БОДЕГОН Bodegon
  6. [www.kommersant.ru/doc/2195155 "Предметы замерли в тишине, прислушиваясь к ходу времени"]
  7. [www.arts-museum.ru/events/archive/2010/06/from_rafael_to_goya/ «От Рафаэля до Гойи» Шедевры из коллекции музея изобразительных искусств. Будапешт]
  8. 1 2 [velaskes.ru/bodegones velaskes.ru/bodegones] Жизнь простолюдинов

Отрывок, характеризующий Бодегон

– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.