Боденшац, Карл-Генрих

Карл-Генрих Боденшац

Карл-Генрих Бо́деншац (нем. Karl-Heinrich Bodenschatz; 10 декабря 1890, Рехау — 25 августа 1979, Эрланген) — немецкий офицер, генерал авиации во Вторую мировую войну, адъютант Германа Геринга.

Биография

Получив аттестат зрелости, Боденшац 27 июля 1910 года поступил на службу фанен-юнкером в 8-й баварский пехотный полк великого герцога баденского Фридриха II, 12 марта 1911 получил повышение в фенрихи, а 28 октября 1912 года — в лейтенанты. С началом Первой мировой войны полк Боденшаца был переведён на западный фронт, Боденшац командовал взводом и затем ротой. 16 марта 1916 года получил звание обер-лейтенанта, с 15 июля по 20 августа 1916 года обучался на наблюдателя в Шлейсгейме. В октябре 1916 года Боденшац был назначен офицером по особым поручениям (адъютантом) 2-й истребительной эскадрильи под командованием Освальда Бёльке. Его первым поручением на этой должности стала организация перевозки тела Бёльке после его смерти на родину. В феврале 1917 года Боденшац был назначен адъютантом Манфреда фон Рихтгофена в 11-й истребительной эскадрилье, а с июня — в 1-й истребительной эскадры. После смерти Рихтгофена и Вильгельма Рейнхардта командиром авиаэскадры стал Герман Геринг. С этого времени Боденшаца и Геринга связывала прочная дружба.

По окончании войны Боденшац перешёл на службу в рейхсвер на должность командира взвода в 45-м пехотном полку. 28 сентября 1920 года получил звание капитана и был назначен командиром роты 20-го баварского пехотного полка, а с 1 марта 1921 года — 21-го баварского пехотного полка. Занимал эту должность до 30 сентября 1930 года. С 1 октября 1930 года по 31 марта 1933 года Боденшац служил в штабе комендатуры Ингольштадта и 1 апреля 1932 года получил звание майора.

1 апреля 1933 года Боденшац был переведён на службу в Имперское министерство авиации в Берлине, где занял должность личного советника и адъютанта Геринга. В 1934 году стал заседателем Народной судебной палаты. В августе 1935 года Боденшац был назначен адъютантом Гитлера по люфтваффе и занимал эту должность около года.

С июня 1936 года Боденшац возглавил новообразованный штаб премьер-министра Пруссии Геринга. 1 февраля 1938 года получил звание генерал-майора. С апреля 1938 года и до конца войны Боденшац являлся главой ведомства министра в Имперском министерстве авиации и одновременно связным офицером Геринга и Гитлера. 1 июля 1941 года Боденшац получил звание генерала авиации.

Во второй половине войны Боденшац служил исключительно в Главной ставке Гитлера. Во время покушения на Гитлера получил тяжёлое ранение и был комиссован.

В 1945—1947 годах Боденшац находился в плену у американцев. До августа 1945 года содержался в лагере № 32 для высокопоставленных военачальников и членов НСДАП в люксембургском Мондорфе. Выступил свидетелем защиты на Нюрнбергском процессе. В конце 1948 года был признан невиновным эрлангенским судом, поскольку своей карьерой в Третьем рейхе он был обязан связям, сложившимся в Первую мировую, и вступил в НСДАП лишь 1 марта 1941 года.

Ссылки

• [www.ifz-muenchen.de/archiv/zs/zs-0010.pdf ]

Отрывок, характеризующий Боденшац, Карл-Генрих

– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.