Боди-арт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Боди-арт (англ. body art — «искусство тела») — одна из форм авангардного искусства, где главным объектом творчества становится тело человека, а содержание раскрывается с помощью невербального языка: поз, жестов, мимики, нанесения на тело знаков, «украшений». Объектом Боди-арта также могут выступать рисунки, фото, видео и муляжи тела.

Тело рассматривается как вещь для манипулирования, повышенный интерес художники проявляют к пограничным экзистенциальным ситуациям. Композиции боди-арта разыгрываются прямо перед зрителем или записываются для последующей демонстрации в выставочных залах.

Направление возникло на ранней стадии авангарда, но получил особое распространение в период постмодернизма, который прибегает к нему как к элементу инсталляций и перформанса, некоторые искусствоведы относят его к акционизму.

Боди-арт иногда близок, но не тождественен, ряду явлений, возникших в русле контркультуры: нудизму, садомазохизму, натуризму, панк-культуре, хиппи-культуре, сексуальной революции.

Термин «боди-арт» не следуют путать с росписью тела (англ. body painting), которая является лишь подмножеством боди-арта.





История

Одни из первых в XX веке опыты в духе боди-арта относятся к 1910-м годам, когда русский футуризм в лице М. Ф. Ларионова провозгласил, что «пора искусству вторгнуться в жизнь» и что «раскраска лица — начало вторжения». Предлагая программу разного рода «раскрасок» и преобразований облика мужской и женской фигур, Ларионов реализовал эти идеи масочно-ряженного боди-арт применительно к себе и к своим товарищам. Разрисовав свои лица и превратив себя в живые художественные объекты, они вышли 14 сентября 1913 года на «футуристическую прогулку» по Кузнецкому мосту.

Начиная с 1960-х годов боди-арт начал интенсивно развиваться в Европе, как часть эстетической революции авангардизма, направленной против духовной косности общества, как противопоставление себя прежним и в особенности общепринятым традициям творчества, равно как и всем окружающим социальным стереотипам в целом.

В 1964 году в Вене первые манифестации — вызывающие нудистские акции Гюнтера Брюса и опыты Рудольфа Шварцкоглера, связанные с различными возможностями языка тела. Их американские последователи изучают взаимосвязи поэтического и телесного языка (Вито Аккончи), а также такие ракурсы телесности, как гримаса (Брюс Науман), царапина (Деннис Оппенгейм), порез (Л. Смит), укус (Вито Аккончи). О теле как объекте и средстве искусства, его основе размышляют французские теоретики и практики боди-арта — М. Журниак («Месса по телу», «Договор о теле»), Д. Пан, У. Лути, Ф. Плюшар.

Представители Боди-арта использовали своё тело как материал или объект творчества, прибегая к разнообразным, подчас болезненным, манипуляциям: покрывали свои тела гипсом, надрезами, выполняли изнурительные дыхательные упражнения, жгли на себе волосы, Ж. Пан (Франция) публично причиняет себе боль, Крис Бёрден (США) побуждает своего друга выстрелить в него в выставочном зале, Р. Шварцкоглер (Австрия) по кусочку отрезает плоть модели, которая умирает от потери крови, что запечатлевается на фотоплёнку.[1] «Роспись самого себя — преодоление самоистязание» и «бесконечно испробованное самоубиение», — так сформулировал крайний мазохистский, но типичный характер экспериментов боди-арта 19601970-х годов Гюнтер Брус, основавший вместе с Отто Мюлем и Германом Ничем, венскую группу «Актионисмус» (Aktionismus, 1964). В том же духе совершали свои акции боди-арт Вито Аккончи, Деннис Оппенгейм, Крис Бёрден, Джина Пина, Марина Абрамович, а в России, уже с 1980-х годов, — А. Жигалов и Н. Абалакова (арт-группа «ТОТАРТ»), а с 1990-х годовО. Кулик, О. Мавроматти, художники школы Ю. Соболева (арт-группа «Запасный выход» царскосельской «Интерстудио»), Е. Ковылина, Лиза Морозова, М. Перчихина (Мышь).

Одновременно развивалось другое направление боди-арта, в котором тело художника становилось объектом гримировальных и костюмированных ряжений: начальные опыты такого рода относятся к середине 1930-х годов, а в 19601970-е годы подобные акции показывали англичане Гилберт и Джордж, а также Л. Онтани, Р. Хорст, Х. Вилке, П. Коттон, У. Лути, Ю. Клауке, Л. Кастелли, В. Трасов, П. Олешко, Р. и В. Герловины.

Виды боди-арта

  • Роспись по телу, лег арт, бодипейнтинг (англ. body painting) — это искусство рисования на теле. Это самый распространённый вид боди-арта, в котором основное место занимает рисование на лице (фейс-арт) и теле. Общеизвестен нейл-арт — роспись ногтей. Менди — роспись тела с использованием хны, самая долговечная — держится три недели.
  • Татуирование (с полинезийского — «метка») — виды модификации кожи, заключающиеся во вживлении в слои кожи специального красящего пигмента. В отличие от росписи по телу рисунок сохраняется на всю жизнь. Сюда относятся перманентный макияж, а также, например, косметический татуаж бельма.
  • Пирсинг (англ. piercing — «прокол», «прокалывание дырок») — вдевание предметов в отверстия, сделанные с этой целью на теле или лице. Иногда к этому виду относят скайсы (накладки на зубы) и «глазные импланты» (накладки на белочную оболочку глаза).
  • Шрамирование, скарификация, скарт (лат. scarifico — «царапаю») — специальное нанесение на тело шрамов, в законченном виде представляющих собой какой-либо рисунок или узор.
  • Имплантация (лат. im — «внутрь» и лат. plantatio —- «сажаю») —- хирургическая операция вживления в ткани чуждых организму структур и материалов. Сюда относятся не только подкожные и другие импланты, но и распространённая операция по увеличению груди.
  • Модификации тела (лат. modus — «мера, вид, образ» и лат. facio — «делаю») — внесение изменения в структуру тела — от «эльфийских ушей» и раздвоенного языка до ампутаций, деформаций, корсетирования.
  • Самодемонстрация художника, этот вид представляет собой глубокое ответвление в постмодернизм.
    • Одна из наиболее известных работ Денниса Оппенгейма: художник лежал с книгой на груди под солнцем, пока его кожа, за исключением закрытой книгой, не загорела.
    • Вито Аккончи задокументировал при помощи фотографий и текста свои ежедневные упражнения: художник вставал на стул и спускался с него так долго, сколько мог, на протяжении нескольких месяцев.
    • Крис Бёрден чаще всего использовал своё тело как объект для насилия. В «Стрельбе» (1971) Бёрден попросил своего друга выстрелить в него таким образом, чтобы слегка задеть руку, в результате художник был серьёзно ранен. Большая часть работ Бёрдена была связана с физическим риском. В «Тихо сквозь ночь» художник медленно продвигался по битому стеклу. Во время «Kunst Kick» (1974) ассистент пинал тело художника, который скатывался на две-три ступеньки вниз по лестнице.
    • Группа «Венский акционизм» была создана в 1965 году Германом Нитшем, Отто Мюль, Гюнтером Брюсом и Рудольфом Шварцкёглером. Они представили ряд акций, обычно затрагивающих социальные табу (такие как манипуляции с гениталиями).
    • Марина Абрамович представила «Rhythm O» в 1974 году. Публике была дана инструкция использовать «72 инструмента боли и наслаждения», включая ножи, перья и пистолет. Аудитория резала её, колола, расписывала губной помадой и снимала одежду. Перформанс продолжался шесть часов. Одна из её работ включала танец до изнеможения.

В настоящее время боди-арт распространен как одна из форм рекламы товара или услуги на выставках, презентациях и прочих мероприятиях. Для этого привлекаются профессиональные модели и художники.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5247 дней]

См. также

Напишите отзыв о статье "Боди-арт"

Примечания

  1. Seidl, Claudius (1993-02-15). "Fegefeuer der Sinnlichkeit". Der Spiegel (7/1993): 234–237.

Отрывок, характеризующий Боди-арт



В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.