Бодмин
Город
Показать/скрыть карты
|
Бодмин (англ. Bodmin; корнск. Bosvena) — город в Корнуолле (Англия). Население — 12 778 человек.
Город расположен в самом центре графства Корнуолл к юго-западу от Бодмин-Мур[1].
С 1835 году административный центр графства Корнуолл был перенесён из города Лансестон в Бодмин[2], в 2009 году Бодмин лишился своего статуса, столица графства была перенесена в Труро.
Содержание
История
Святой Петрок основал в Бодмине монастырь в VI веке.[3] В ходе норманнского завоевания был лишён части своих земель.[4]
В книге Страшного суда город называется самым крупным и старейшим городом Корнуолла.
В XV веке церковь святого Петрока являлась вторым по величине культовым сооружением в графстве (после собора в Труро).
На протяжении большей части истории в Бодмине оловянная промышленность являлась основой экономики города.
В середине XIV века чёрная смерть унесла жизни половины города, около 1500 человек.[5]
Восстания
Бодмин три раза становился центром восстаний. В 1497 году состоялось восстание корнцев которое возглавили кузнец Ан Гоф и адвокат Томас Фламанк. Собрав армию они двинулись на Лондон где в итоге были разбиты 10-тысячной королевской армией.
Осенью того же года Перкин Уорбек пытался узурпировать власть короля Генриха VII. В Бодмине Уорбек был провозглашён королём Ричардом IV, но король Генрих VII без труда подавил восстание.
В 1549 году король Эдуард VI, убеждённый протестант, пытался навязать жителям Корнуолла, в основном верным католической церкви, новый молитвенник. События получили название восстание молитвенника. В результате подавления восстания было убито около 4000 корнцев.[6]
Образование
В городе находится несколько начальных школ, школа на 440 учащихся старших классов, а также католическая школа и колледж.
Напишите отзыв о статье "Бодмин"
Примечания
- ↑ Ordnance Survey: Landranger map sheet 200 Newquay & Bodmin ISBN 978-0-319-22938-5
- ↑ Бодмин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Doble, G. H. (1965) The Saints of Cornwall: part 4. Truro: Dean and Chapter; pp. 132-166
- ↑ Thorn, C. et al. (eds.) (1979) Cornwall. Chichester: Phillimore; entries 4,3-4.22
- ↑ [www.cornwall.gov.uk/index.cfm?articleid=5749 Black Death](недоступная ссылка — история). Проверено 17 сентября 2009. [web.archive.org/20060619090607/www.cornwall.gov.uk/index.cfm?articleid=5749 Архивировано из первоисточника 19 июня 2006].
- ↑ Sturt, John (1987) Revolt in the West: the Western Rebellion of 1549. Exeter: Devon Books
Отрывок, характеризующий Бодмин
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
