Боднарский, Митрофан Степанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Митрофан Степанович Боднарский
Дата рождения:

24 декабря 1870(1870-12-24)

Место рождения:

с. Сверщево, Холмский уезд, Люблинская губерния, Российская империя

Дата смерти:

12 сентября 1953(1953-09-12) (82 года)

Место смерти:

Москва, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Научная сфера:

история географии, физическая география, картография и др.

Учёная степень:

доктор географических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Московский университет

Научный руководитель:

Д. Н. Анучин

Митрофа́н Степа́нович Бодна́рский (24 декабря 1870, село Сверщево Холмского уезда Люблинской губернии19 сентября 1953, Москва) — российский историк географии, физикогеограф и картограф. Специалист по истории географических открытий. Доктор географических наук.

Профессор географического факультета МГУ (с 1925). Ученик Д. Н. Анучина.

Брат библиографа Б. С. Боднарского (1874—1968).





Биография

Родился в селе Сверщево Холмского уезда Люблинской губернии (позже Республика Польша)

Окончил духовную семинарию. Работал помощником бухгалтера и контролёром в банковской конторе в Варшаве.

В 1900 году выехал за границу, слушал лекции по естественным наукам в Парижском и Берлинском университетах. В 1906 поступил в Московский университет, который окончил в 1910, после чего был оставлен для подготовки к профессорскому званию. С 1912 преподавал в Московском университете.

После Октябрьской революции, в 1918 успешно сдал экзамены на магистра в Московском университете и получил право преподавания в вузах Советской России. Читал также курс географии в Военной академии имени М. В. Фрунзе, в вузах Москвы, Иванова, Воронежа и др.

С 1925 года — профессор географического факультета МГУ.

В 1935 (по другим сведениям, в 1936) ему присвоена учёная степень доктора географических наук.

После Великой Отечественной войны преподавал также в Воронежском университете и Могилёвском педагогическом институте.

Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Вклад в науку

Научные работы посвящены истории географии. Одним из первых начал изучать географические труды М. В. Ломоносова, исследовал ряд древнерусских географических сочинений, атласов и карт.

Основные труды Боднарского освещают историю исследования Северного морского пути и историю русского землеведения.

Принимал участие в создании Большого советского атласа мира, составил «Словарь географических названий» (1954).

Основные труды

  • Великий Северный морской путь: Историко-географический очерк открытия Северо-восточного прохода / М. С. Боднарский. — М.; Л.: Государственное издательство, 1926. — 256 с. — (Библиотека путешествий). (в пер.)
  • Очерки по истории русского землеведения. (Часть 1) / М. С. Боднарский; Под общ. ред. Комиссии АН СССР по изданию научно-популярной литературы: председ. Комиссии президент АН СССР акад. С. И. Вавилов, зам. председ. чл.-корр. АН СССР П. Ф. Юдин; Академия Наук СССР; Переплёт, титул, заставки художника И. Д. Кричевского. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1947. — 292 с. — (Научно-популярная серия). — 5 000 экз. (в пер.)
  • Боднарский М. С. Античная география / Сост. М. С. Боднарский. — М.: Географгиз, 1953. — 376 с. — 15 000 экз. (в пер.)
  • Боднарский М. С. Словарь географических названий. — М.: Учпедгиз, 1954. — 368 с. — 100 000 экз. (в пер.)
    • Боднарский М. С. Словарь географических названий / Под ред. В. П. Тихомирова. — Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Учпедгиз, 1958. — 392 с. — 40 000 экз. (в пер.)

Напишите отзыв о статье "Боднарский, Митрофан Степанович"

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Боднарский, Митрофан Степанович

– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.