Догсомын Бодоо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бодоо»)
Перейти к: навигация, поиск
Это имя — монгольское; «Догсомын» — отчество, а не фамилия; личное имя этого человека — «Бодоо».
Догсомын Бодоо
Догсомын Бодоо<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
И.о. председателя ЦК МНРП
27 сентября 1921 — 22 ноября 1921
Предшественник: Солийн Данзан
Преемник: Цэрэн-Очирын Дамбадорж (как секретарь ЦК)
Премьер-министр Монголии
16 апреля 1921 — 7 января 1922
Предшественник: Дамбын Чагдаржав (временный)
Преемник: Содномын Дамдинбазар
Министр иностранных дел Монголии
1 марта 1913 — 7 января 1922
Предшественник: Балингийн Цэрэндорж
 
Рождение: 1885(1885)
Смерть: 1922(1922)
Партия: МНРП

Догсомын Бодоо (18851922) — политический деятель Монголии.





Биография

Ранние годы и образование

Бодоо родился в 1885 году в отоке Дэндэвийн, приписанном к монастырю Манджушри (ныне сомон Сэргэлэн аймака Туве). Обучался в ургинской школе монгольской письменности, затем работал писарем при Шабинском ведомстве Богдо-гэгэна, преподавателем при российской консульской школе переводчиков. Владел тибетским, маньчжурским, китайским языками. Стал корректором в газете «Монгольские ведомости» (монг. Монголын сонин бичиг), издававшейся 1909—1918 годах в Харбине при русском управлении КВЖД, затем — журналистом, издавая в Урге в 1913—1924 годах под псевдонимами «Бо» и «Болд» газету «Новое зерцало» (монг. Шинэ толь) совместно с Ц. Жамцарано[1]. В процессе этой работы от своих многочисленных знакомых в русской среде впервые познакомился с большевизмом.

Революционная деятельность

После оккупации Монголии в 1919 году войсками Сюй Шучжэна Бодоо основал в Урге подпольную группу «Консульский холм» (монг. Консулын дэнж), в которую, на момент её создания, вошёл также его личный русскоязычный переводчик Чойбалсан, а также Чагдаржав. В начале 1920 года на антикитайских и просоветских позициях группа Бодоо объединилась с другой подпольной организацией, «Восточным хурэ» Данзана, а 25 июня с подачи большевистских резидентов в Урге ими было провозглашено создание Монгольской народной партии[2].

В августе 1920 года Бодоо в составе делегации Монгольской народной партии в Иркутске вел переговоры с представителями Коминтерна. После достижения соглашения о поставках оружия новообразуемой монгольской народной армии для борьбы с китайцами, Бодоо вернулся в Ургу, в то время как другие участники делегации МНП были отправлены в Москву или остались в Иркутске. На протяжении последующего года Бодоо оставался в столице, передавая в РСФСР сведения сначала о китайском гарнизоне, а затем, после взятия города Унгерн-Штернбергом, — об Азиатской дивизии. 1 марта 1921 года на I Съезде МНП Бодоо был избран министром иностранных дел Народного правительства, а 16 апреля сменил Чагдаржава на посту премьер-министра, совместив обе должности. В сентябре участвовал в комиссии по подготовке монголо-советского договора о дружбе. В составе монгольской делегации в РСФСР встречался с Лениным.

7 января 1922 Бодоо подал в отставку с поста премьер-министра. Министр финансов Солийн Данзан, с которым у него был конфликт, обвинил его в тайных связях с Джа-ламой. Сухэ-Батор, опасавшийся усиления Бодоо, согласился объявить его «врагом народа», и он был казнён[3].

Напишите отзыв о статье "Догсомын Бодоо"

Примечания

  1. Г. Дашдэлэг. Возникновение и развитие периодической печати в Монголии (1908—1925). — М., 1965.
  2. Brown W.A., Urgunge Onon, B. Shirėndėv. [books.google.com/books?id=WecdAAAAMAAJ&q=%22Dogsomyn+Bodoo&dq=%22Dogsomyn+Bodoo&pgis=1 History of the Mongolian People’s Republic]
  3. [books.google.com/books?id=t8sdihXN47wC&pg=PT318&dq=%22Dogsomyn+Bodoo&sig=obS-M2B0Mgn9TnlyYCEYyGgiGdE White Terror: Cossack Warlords of the Trans-Siberian By Jamie Bisher (pgs 280 and 397)]

Ссылки

  • [proekt-wms.narod.ru/states/mongolia.htm Проект WMS — Страны и президенты — Монголия]

Отрывок, характеризующий Догсомын Бодоо

Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.