Бодров, Юрий Сергеевич

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Юрий Бодров
Юрий Сергеевич Бодров
Имя при рождении:	Юрий Сергеевич Бодров
Дата рождения:	7 июня 1937(1937-06-07) (86 лет)
Место рождения:	с. Соколово, Александровский район, Ивановская область, РСФСР, СССР (ныне Владимирская область)
Профессия:	актёр
Гражданство:	Россия
Театр:	Курганский государственный театр драмы
Награды:

Внешние изображения
	[www.kurgandrama.ru/images/stories/acters/bodrov.jpg Юрий Сергеевич Бодров в роли. Фото.]
	[www.kino-teatr.ru/acter/album/327704/258598.jpg Юрий Сергеевич Бодров. Портрет.]

Ю́рий Серге́евич Бодро́в (род. 7 июня 1937, с. Соколово, ныне Владимирская область) — актёр Курганского государственного театра драмы, народный артист Российской Федерации (1999).

Биография

Юрий Сергеевич Бодров родился 7 июня 1937 года в с. Соколово Александровского района Ивановской области (ныне во Владимирской области).

Трудовую деятельность начал в 1956 году обмотчиком в организации «Электропромремонт» города Карабаново Владимирской области.

После службы в рядах Советской Армии работал в той же организации, затем на хлебокомбинате имени III Интернационала.

В 1962 году окончил Владимирское культурно-просветительное училище (педагог - Б.М. Воспренский).

С 1962 года работал во Владимирском драматическом театре им. А. В. Луначарского.

Затем работал в Тамбовском драматическом театре и Ферганском русском драматическом театре.

12 сентября 1975 года поступил работать в Курганский государственный театр драмы.

Член Курганского областного комитета профсоюза работников культуры.

Награды

• Почётное звание Заслуженный артист РСФСР (18 апреля 1990).
• Премия фестиваля «Рубежи» (Владимир) номинация «Лучшее исполнение главной мужской роли» — роль Бориса Водяного в спектакле по пьесе В. Максимова «Кто боится Рея Бредбери» (1991).
• Почётное звание Народный артист Российской Федерации (8 января 1999).
• Лауреат Курганской областной премии в сфере литературы и искусства за роль Сальери в спектакле по пьесе А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» (1999).
• Почётные грамоты Губернатора Курганской области.

Творчество

Амплуа: социальный герой, характерный социальный герой, комедийный герой.

Владеет музыкальными инструментами: гитара, аккордеон.

Роли

1. В. Максимов «Кто боится Рэя Брэдбери?» — Борис
2. Д.Фонвизин «Бригадир» — Бригадир
3. А. И. Сумбатов-Южин «Джентльмен» — Гореев
4. Джон Патрик «Дорогая Памелла» — Джо Янки
5. В. Соловьев «Царь Юрий» — Годунов
6. А. Колкер «Свадьба Кречинского» — Кречинский
7. Ф. Саган «Когда лошадь теряет сознание» — Генри-Джеймс
8. В. Шекспир «Виндзорские насмешницы» — Форд
9. Э. Элис, Р. Риз «Двойная игра» — Дункан
10. А. Н. Островский «Банкрот» — Большов
11. А.С. Пушкин «Моцарт и Сальери» — Сальери
12. А. Н. Островский «Без вины виноватые» — Шмага
13. А. Н. Островский Сердце не камень" — Каркунов
14. А.П. Чехов «Дядя Ваня» — Серебряков
15. Н.В. Гоголь «Женитьба» — Яичница
16. Т. Джюдженоглу «Лавина» — Пожилой мужчина
17. Ю. Поляков «Халам-бунду, или заложники любви» — Лукошкин
18. В. Баскин «Шведская спичка» — Становой

Как режиссёр поставил спектали в коллективах художественной самодеятельности: клуб общества глухих, ДК строителей, ДК «Химмаш», школа искусств № 5, средняя школа № 50 и т. д.

Семья

• жена — Жеботинская Любовь Тимофеевна (род. 1 июня 1940, Алтайский край)
  • сын — Дмитрий (род. 1970)

Отрывок, характеризующий Бодров, Юрий Сергеевич

В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.