Боевой карандаш

«Боевой карандаш» — творческое объединение Ленинградских художников, выпускавших агитационные плакаты и сборники сатирических рисунков в середине ХХ века. Часто так называют и само это явление массового искусства.

История

Первые плакаты появились зимой 1939—1940 годов, в период Советско-финляндской войны. Затем их выпуск был прекращён и возобновился в июне 1941 года. В 1941—1945 годах плакаты «Боевого карандаша» стали важным военно-патриотическим агитационным материалом и приобрели огромную популярность.

В работе объединения участвовали графики И. С. Астапов, Н. Быльев, В. Гальба, М. А. Гордон, И. Ец, Ж.В.Ефимовский, Н. Кочергин, В. И. Курдов, Н. Е. Муратов, Ю. Петров, И. Холодов, мастера эстампа Г. С. Верейский, Н. А. Тырса, живописцы А. Казанцев, А. Кокош, В. Николаев, В. А. Серов, Б.С Иванов, М. Б. Мазрухо, Ю. В. Трунёв, Ф. Ф. Нелюбин, Л. Каминский, В. И. Кюннап, Г. В. Ковенчук, В. М. Меньшиков, Д. Г. Обозненко, В. А. Травин и др., скульптор С. Пелипейко, поэты А. Прокофьев, В. М. Саянов, С. Спасский, Б. Тимофеев, Н. С. Тихонов. Редакторами изданий объединения в разные годы были И.С. Астапов, А. М. Муратов и др.

Художественные принципы и техника

Для «Боевого карандаша» были характерны сочетание плакатного и лубочного стилей, лаконичность и острота текста (обычно стихотворного), игровой характер. Наиболее популярными становились плакаты с острым сатирическим сюжетом, высмеивавшие фашистов.

Печатали плакаты литографским способом, при перебоях в электроснабжении — на том же станке вручную. Лучшие из плакатов увеличивались до больших агитационных панно и устанавливались на улицах блокадного Ленинграда.

Литература

• Никифоровская И. В. «Художники осажденного города». Л.: Искусство, 1985. 240 с.
• «Боевой карандаш / Творческий коллектив художников и поэтов Ленинграда». Л.: Художник РСФСР, 1977. 320 с.

Отрывок, характеризующий Боевой карандаш

Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.