Боевой состав греческой армии во время Первой Балканской войны

Ниже описан боевой состав греческой армии в Первую Балканскую войну.

Предыстория

Греция, чьё население в 1912 году составляло 2 666 000 человек, считалась слабейшим из государств Балканского союза. В пользу такой оценки говорил и тот факт, что страна готова была выставить самую маленькую из всех союзных армий, и что шестнадцатью годами ранее Греция проиграла войну с Турцией 1897 года.

Поражение в войне заставило греков провести модернизацию армии. Модернизация началась в 1904 году, а в 1911 году в Грецию прибыла французская военная миссия, призванная помочь грекам перестроить армию на основе французского военного опыта. В 1912 году греческая армия мирного времени состояла из четырёх дивизий трёхполкового состава (1-я, 2-я, 3-я и 4-я), кавалерийской бригады, шести батальонов эвзонов, четырёх полков горной и полевой артиллерии, одного батальона тяжёлой артиллерии, а также различные вспомогательные войска, среди которых два инженерных полка и рота аэропланов. 25 марта 1912 года наследник престола Константин занял должность генерал-инспектора армии, став, фактически, главнокомандующим.

Мобилизация

К началу Первой Балканской войны греческая армия всё ещё находилась в процессе реформирования. 29 сентября (16 сентября по старому стилю) Греция объявила мобилизацию армии. Существовавшие к началу войны части пополнили до положенной по штату численности и в дополнение к ним началось формирование трёх новых пехотных дивизий — 5-й, 6-й, 7-й. Численность греческой армии выросла с 25 000 человек по штатам мирного времени до 110 000 человек. Вопреки предвоенным планам дивизии подчинили напрямую Главному штабу, не сформировав из них корпуса.

Собранные войска разделили на две армии: Фессалийскую наследника Константина и Эпирскую генерала Сапундзакиса. Фессалийская армия, которой предстояло действовать на самом важном направлении, была заметно сильнее Эпирской армии.

Боевой состав

Фессалийская армия

Перед началом войны армия была сосредоточена у греко-турецкой границы, базируясь на железной дороге Лариса — Афины, в долине реки Саламврии в районе Лариса — Куцохирон.

В состав армии вошли 59 пехотных батальонов, 4 батальона эвзонов, 8 рот кавалерии, 7 инженерных рот, 32 батареи полевой артиллерии (96 орудий), 24 горных пушки и 70 пулемётов, а также вспомогательные части (в том числе и авиационная рота четырьмя аэропланами) Всего порядка 100 000 человек, из которых 80 000 — боевой состав. Состав Фессалийской армии 19 октября (3 октбяря старого стиля) 1912 года:

• 1-я пехотная дивизия (греч. Ι Μεραρχία), командир — генерал-майор Эммануил Манусояннакис:
  • 2-й пехотный полк,
  • 4-й пехотный полк,
  • 5-й пехотный полк,
  • 1-й и 2-й дивизионы 1-го артиллерийского полка.

• 2-я пехотная дивизия (II Μεραρχία), командир — генерал-майор Константинос Калларис:
  • 1-й пехотный полк,
  • 3-й пехотный полк,
  • 7-й пехотный полк,
  • 1-й и 2-й дивизионы 2-го артиллерийского полка.

• 3-я пехотная дивизия (III Μεραρχία), командир — генерал-майор Константинос Дамианос:
  • 6-й пехотный полк,
  • 10-й пехотный полк,
  • 12-й пехотный полк,
  • 1-й и 2-й дивизионы 3-го артиллерийского полка,
  • 3-я батарея горной артиллерии.

• 4-я пехотная дивизия (IV Μεραρχία), командир — генерал-майор Константинос Мосхопулос:
  • 8-й пехотный полк,
  • 9-й пехотный полк,
  • 11-й пехотный полк,
  • 1-й и 2-й дивизионы 4-го артиллерийского полка,
  • 1-я батарея горной артиллерии.

• 5-я пехотная дивизия (V Μεραρχία), командир — полковник Димитриос Матфеопулос:
  • 16-й пехотный полк,
  • 22-й пехотный полк,
  • 23-й пехотный полк,
  • 3-й дивизион 1-го артиллерийского полка,
  • 2-я батарея горной артиллерии.

• 6-я пехотная дивизия (VI Μεραρχία), командир — полковник Константинос Милиотис-Комнинос:
  • 1-й полк эвзонов (лёгкая пехота),
  • 17-й пехотный полк,
  • 18-й пехотный полк,
  • 3-й дивизион 2-го артиллерийского полка.

• 7-я пехотная дивизия (VII Μεραρχία), командир — полковник Клеоменис Клеоменус (греч. Κλεομένης Κλεομένους) (к началу войны продолжала формирование в Ларисе):
  • 19-й пехотный полк,
  • 20-й пехотный полк,
  • 21-й пехотный полк,
  • 3-й дивизион 3-го артиллерийского полка,
  • Пулемётная батарея.

• Кавалерийская бригада (греч. Ταξιαρχία Ιππικού), командир — генерал-майор Александрос Суцос (греч. Σούτσος Αλέξανδρος)
  • 1-й кавалерийский полк,
  • 3-й кавалерийский полк.

• Отряд Геннадиса (греч. Απόσπασμα Γεννάδη), командир — полковник Стефанос Геннадис (греч. Στέφανος Γεννάδης) Задача: прикрытие левого фланга армии.
  • 1-й батальон эвзонов,
  • 4-й батальон эвзонов.

• Отряд Константинопулоса (греч. Απόσπασμα Κωνσταντινοπούλου), командир — полковник Константинопулос (греч. Κωνσταντινόπουλος). Задача: прикрытие правого фланга армии.
  • 2-й батальон эвзонов,
  • 6-й батальон эвзонов.

Эпирская армия

Главной задачей Эпирской армии было наступление на Янину и далее в Эпир. Основные силы греческой армии были сосредоточены в Фессалийской армии, поэтому Эпирская армия довольствовалась теми силами и средствами, которые не были задействованы на основном направлении. Турецкие силы, противостоявшие Эпирской армии, численно превосходили её, однако греки выдержали турецкие атаки, затем отбили у турок город Превеза и вышли к Янинскому укреплённому району. Два греческих штурма Янины, предпринятые в декабре и январе, были отражены турками. Греческое командование вынесло уроки из двух неудачных штурмов и перебросило в поддержку Эпирской армии части из Македонии. 23 января (10 января старого стиля) 1913 года командующий армией Константинос Сапундзакис был снят с должности и армию возглавил наследник престола Константин. Усиленная армия смогла взять Янину в ходе битвы при Бизани.

Боевой состав в начале войны

В начале кампании Эпирская армия состояла из восьми батальонов пехоты и эвзонов, роты кавалерии и 24 орудий — всего порядка 10 000—13 000 человек:

• 15-й пехотный полк,
• 3-й батальон эвзонов,
• 3-й отдельный батальон эвзонов,
• 7-й батальон эвзонов,
• 10-й резервный батальон эвзонов,
• 2-й батальон национальной гвардии.

Позднее к ним присоединились два батальона критян и добровольческий Гарибальдийский легион. 25 (12) декабря из этих частей сформировали Эпирскую дивизию (греч. Μεραρχία Ηπείρου), в феврале 1913 года переименованную в 8-ю пехотную дивизию (греч. VIII Μεραρχία). В начале декабря Эпирскую армию усилили 2-й пехотной дивизией, переброшенной из Македонии. 27 декабря армия пополнилась 4-й пехотной дивизией, в середине января — 7-й пехотной дивизией и 7-м пехотным полком. В период подготовки битвы за Бизани наследник Константин усилил армию дополнительными пехотными частями и артиллерией. Кроме того, для атаки северо-восточного фланга турецких позиций была сформирована Смешанная бригада.

Состав Эпирской армии перед битвой за Бизани

К началу битвы за Бизани Эпирская армия имела в своём составе 2-ю, 4-ю, 6-ю и 8-ю пехотные дивизии, Смешанную бригаду, кавалерийский полк и три отдельных боевых группы в Ахероне, Превезе и Химаре — всего 51 пехотный батальон и другие подразделения общей численностью 41 400 человек. В армии имелись 48 пулемётов и 93 полевых и горных орудия.

Литература

• Erickson Edward J. [books.google.com/books?id=3fYuy5iUi_sC Defeat in Detail: The Ottoman Army in the Balkans, 1912–1913]. — Greenwood Publishing Group, 2003. — ISBN 0-275-97888-5.
• Hall Richard C. [books.google.com/books?id=ZSllgZ-1D4YC The Balkan Wars, 1912–1913: Prelude to the First World War]. — Routledge, 2000. — ISBN 0-415-22946-4.
•  (греч.) Oikonomou Nikolaos. Ο Α′ Βαλκανικός Πόλεμος: Οι επιχειρήσεις του ελληνικού στρατού και στόλου // Ιστορία του Ελληνικού Έθνους, Τόμος ΙΔ′: Νεώτερος Ελληνισμός από το 1881 ως το 1913. — Ekdotiki Athinon, 1977. — P. 289–326.
•  (греч.) Η ιστορία της οργάνωσης του Ελληνικού Στρατού, 1821–1954. — Hellenic Army Historical Directorate, 2005. — ISBN 960-7897-45-5.

Отрывок, характеризующий Боевой состав греческой армии во время Первой Балканской войны

– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.