Бож

Бож (поздне-лат. Boz, Booz, Box; умер около 375) — вождь антов, упомянутый историком Иорданом в своём сочинении «О происхождении и деяниях гетов» в связи с войной против него остготского короля Витимира. Вначале готы потерпели от антов поражение, однако после стали действовать решительнее и смогли около 375 года захватить в плен и распять Божа, его сыновей и 70 антских старейшин. Но уже через год Витимир погиб в бою с гуннским царём Баламбером. Само столкновение антов с готами, согласно выводам археологов, происходило где-то на Днепровском Левобережье, в ареале киевской археологической культуры.

Происхождение имени

Славянские версии

М. H. Тихомиров предложил версию, согласно которой имя Божа связано с племенным названием бужан, живших по Западному Бугу и имевших известный во времена Киевского государства город Бужск или Бозк. Г. В. Вернадский увязывал с известием Иордана свидетельство арабского автора X века Аль-Масуди о вожде народа «valinana» (другим названием волынян по летописи является «бужане») по имени Маджак, повелевавшем некогда славянами, считая, что это искажённое имя Божа.

В. А. Розов первым выдвинул предположение, что имя «Boz» исходит из славянского слова «vožь» и означало титул «вождь». Е. Ч. Скржинская стояла на той же позиции, но отмечала, что оно могло быть и именем собственным антского руководителя, а не только титулом. О. Н. Трубачёв также считал, что «Boz» Иордана отражает раннеславянское «*voǯь» в значении «вождь».

Упоминание в «Слове о полку Игореве»

С именем Божа (Боз, Boz) некоторые исследователи сопоставляют упоминание в «Слове о полку Игореве», литературном памятнике XII века, некое «время бусово», про которое «поют готские красные девы». Н. Г. Головин в 1846 году, а за ним Е. М. Огоновский впервые связали имя Божа с «временем Бусовым», упомянутым в «Слове». А. А. Шахматов, П. Н. Третьяков и другие исследователи считали этот эпизод «Слова» доказательством древнейшего славянского предания о войне Божа с готами.

Против этой точки зрения выступил в 1927 году А. А. Васильев, отметивший, что естественнее было бы отнести имя Буса к какому-либо половецкому хану, а не жившему в IV веке анту. О. В. Творогов также назвал гипотезу Головина—Огоновского сомнительной и искусственной. Все упомянутые версии являются для некоторых исследователей сомнительными, а упоминание о «бусовом времени» в «Слове» более чем загадочным и тёмным.

См. также

• Киевская археологическая культура

Литература

• Салмина М. А. [feb-web.ru/feb/slovenc/es/es1/es1-2421.htm Время Бусово] // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: В 5 томах / Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом); Ред. кол.: Л. А. Дмитриев, Д. С. Лихачев, С. А. Семячко, О. В. Творогов (отв. ред.). — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — Т. 1. А—В. — С. 242—245.
• Kowalenko W. Boz // Słownik starożytności słowiańskich. — Wrocław-Warszawa-Kraków: PAN, 1961. — T. I. — S. 155—156.  (польск.)
• Łowmiański H. [www.wbc.poznan.pl/Content/305675/index.djvu Państwo Antów Boza] // Sprawozdania Poznańskiego Towarzystwa Przyjaciół Nauk. — Poznań: UAM, 1957—1958. — T. XX. 1956. — S. 35—36.  (польск.)

Отрывок, характеризующий Бож

– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.