Бои за Вуосалми

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бои за Вуосалми
Основной конфликт: Выборгская операция (1944)

Финские пулеметчики на позиции. Район Эюряпяя-Вуасалми, 23-24 июля 1944 г.
Дата

4 июля15 июля 1944

Место

Карельский перешеек, СССР

Итог

Частичный успех советских войск.

Противники
СССР Финляндия
Командующие
А.И. Черепанов
В.И. Швецов
Я. Сииласвуо
И. Мартола
А. Блик
Силы сторон
23-я армия Ленинградского фронта - около 100000 солдат и офицеров. 3-й армейский корпус ОГ "Карельский перешеек"[~ 1] - около 35000 человек.
Потери
около 10000 убитыми и ранеными. 2200 человек убитыми и пропавшими без вести, 4600 - ранеными (потери только 2-й пехотной дивизии)[1].
  1. Для большей эффективности управления войсками 15 июня 3-й и 4-й финские армейские корпуса были объединены приказом К. Г. Маннергейма в оперативную группу "Карельский перешеек" под командованием генерал-лейтенанта К. Л. Эша

Бои за Ву́осалми (фин. Äyräpään-Vuosalmen taistelut) — боевые действия в ходе Великой Отечественной войны между частями 23-й советской армии и финскими войсками 3-го армейского корпуса в июне-июле 1944 года на Карельском перешейке на берегах реки Вуоксы вблизи посёлка Барышево[~ 1]. Один из эпизодов Выборгско-Петрозаводской стратегической наступательной операции.

В результате ожесточенных боев советские войска сначала ликвидировали финский плацдарм на южном берегу Вуоксы, затем форсировали реку и захватили плацдарм на её северном берегу. Однако полностью взломать оборону противника и развить наступление на Кексгольмском направлении не удалось. В середине июля, учитывая ожесточенное сопротивление финских войск и изменение общей обстановки на советско-германском фронте, высшее советское командование приняло решение прекратить наступление на Карельском перешейке.





Наступление войск Ленинградского фронта на Карельском перешейке, июнь 1944 г

9 июня 1944 года советские войска начали наступательную операцию на Карельском перешейке с целью разгрома финских войск и вывода Финляндии из войны. Согласно плану операции основной удар наносила 21-я армия на Выборгском направлении, а 23-й армии была поставлена задача выйти к Вуоксинской водной системе, форсировать её и развивать наступление на Кексгольм. В результате ожесточенных боев к 20 июня части армии вышли на широком фронте к реке Вуоксе, однако части финского 3-го армейского корпуса сумели избежать разгрома и организованно отступили на оборонительные рубежи вдоль Вуоксинской водной системы на линии VKT.

21 июня командующий Ленинградским фронтом маршал Л. А. Говоров представил Ставке ВГК план развития наступления войск Ленинградского фронта на Карельском перешейке. Основной удар войск фронта на Карельском перешейке, как и прежде, наносили части 21-й армии, но действиям 23-й армии также отводилась важная роль. Двум стрелковым корпусам 23-й армии (6-му и 98-му) предстояло форсировать Вуоксу на участке Антреа — Энсо, а затем наступать на Хийтола, чтобы обойти Кексгольм с севера. Одновременно дивизии 115-го стрелкового корпуса должны были форсировать Вуоксу в районе Кивиниеми и развивать наступление на Кексгольм[2]. На следующий день Ставка ВГК одобрила предложенный план, но отказалась предоставить фронту дополнительно два стрелковых корпуса, как того просил маршал Л. А. Говоров[3].

Силы сторон

СССР

К 20 июня 23-я армия (командующий генерал-лейтенант А. И. Черепанов) занимала участок фронта протяженностью около 100 километров — от района южнее Реполы до западного берега Ладожского озера. Основные силы армии (6-й и 98-й стрелковые корпуса) находились на южном берегу Вуоксы на участке Репола — Эюряпяя. В состав 6-го стрелкового корпуса генерал-майора И. И. Фадеева входили 13-я, 177-я и 382-я дивизии, а в составе 98-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Г. И. Анисимова — 92-я, 281-я и 381-я дивизии. На участке Эюряпяя — Кивиниеми занимали позицию части 115-го стрелкового корпуса генерал-майора С. Б. Козачека (10-я и 142-я дивизии), а на побережье Ладожского озера занимал оборону 17-й укрепрайон. В состав армии также входили отдельные артиллерийские, танковые и инженерно-саперные части. Общая численность 23-й армии составляла примерно 100000 человек[4].

Финляндия

Советской 23-й армии противостояли значительные силы финской армии общей численностью примерно 35000 человек. Против трех дивизий 6-го стрелкового корпуса оборону западнее Вуоксы в районе Репола занимала 3-я пехотная дивизия 4-го армейского корпуса, а в обороне на северном берегу Вуоксинской водной системы находились 2-я, 15-я пехотные дивизии и 19-я пехотная бригада из состава 3-го армейского корпуса (командующий — генерал-лейтенант Я. Сииласвуо). В районе Эюряпяя вдоль южного берега Вуоксы боевая группа "Эрнрот" из состава 2-й пехотной дивизии (первоначально 2 батальона) продолжала удерживать плацдарм[4] — от Паакколанского порога (порог Гремучий) до острова Васиккасаари (остров Телячий). Оборонительные позиции финнов на плацдарме находились на господствующей в этом районе возвышенности и были хорошо укреплены. Одним из главных узлов обороны на плацдарме были развалены лютеранской кирхи[~ 2]. С северного берега защитников плацдарма поддерживала мощная артиллерийская группировка. Финское командование рассчитывало как можно дольше удерживать плацдарм, поскольку он прикрывал наиболее удобный для переправы участок реки напротив Вуосалми[1].

Ход боевых действий

Ликвидация финского плацдарма, 25 июня — 8 июля.

Внешние изображения
[www.aroundspb.ru/finnish/etusivu/jatkosota/kartat/index.php?id=27 Схема боевых действий в районе Вуосалми]

21-22 июня на направлении главного удара Ленинградского фронта в наступление перешли дивизии 21-й армии северо-восточнее Выборга, рассчитывая прорвать оборону противника на широком фронте от Финского залива до Вуоксы. Однако, встретив упорное сопротивление, советские войска не смогли взломать оборону финских войск и лишь незначительно продвигались вперед (Сражение при Тали-Ихантала). Одновременно, на правом фланге 21-й армии, вел боевые действия 6-й стрелковый корпус 23-й армии, но в ожесточенных боях 22-23 июня также не добился успеха. В этой обстановке особое значение приобретало наступление частей остальных сил 23-й армии — форсирование Вуоксы и успешное развитие наступления на Кексгольмском направлении позволило бы обойти с флага основную группировку финских войск, действовавшую северо-восточнее Выборга.

До начала июня части 98-го стрелкового корпуса пытались ликвидировать плацдарм противника в районе Эюряпяя, но успеха не добились. Финское командование рассчитывало, прочно удерживая предмостный плацдарм на южном берегу реки, отсрочить советскую операцию по форсированию Вуоксы. Одновременно части 142-й стрелковой дивизии пытались форсировать реку в районе Кивиниеми около разрушенного железнодорожного моста. Однако противник, укрепившись на противоположном берегу, оказал упорное сопротивление, и советские части несли большие потери уже на подступах к реке. В результате неудачных попыток форсирования, командование решило перенести удар левее в район Эюряпяя[5].

В начале июля командующий фронтом маршал Л. А. Говоров вновь потребовал от 23-й армии (с 3 июля — командующий генерал-лейтенант В. И. Швецов) ликвидировать плацдарм противника в районе Эюряпяя, а затем форсировать реку и развивать наступление на Кексгольмском направлении. Наступление на плацдарм противника началось утром 4 июля после массированной артподготовки. Несмотря на значительное превосходство над противником (в пехоте — в 6 раз, в артиллерии и авиации — в 4 раза) части 98-го стрелкового корпуса шесть дней вели ожесточенные бои и только на седьмой день плацдарм был полностью ликвидирован. При этом части корпуса понесли значительные потери — 1046 убитых и 4265 раненых[6]. Большие потери понесли и финские войска. Из 6000-7000 финских солдат, сражавшихся на плацдарме, половина была убита, ранена или попала в плен. С 20 июня по 8 июля 2-я пехотная дивизия всего потеряла 3727 человек[7]. В критический момент боев за плацдарм командир 2-й пехотной дивизии И. Мартола запросил разрешение на отвод войск, но генерал Я. Сииласвуо, командующий 3-м армейским корпусом, приказал удерживать плацдарм до последней возможности. Как следствие, практически все защитники плацдарма погибли.

Было это в районе Барышево… Сам я со своим батальоном штурмовал высоты перед самой рекой, на которых противник держался отчаянно. Мне не удалось дойти до реки. Я был ранен. Через 32 года за этот бой получил свой третий орден Красной Звезды. Мы все-таки если и не форсировали Вуоксу, но проложили к ней дорогу…

— из письма К.С. Есенина, ветерана 92-й стрелковой дивизии

Форсирование Вуоксы, 9 июля.

Одновременно с боями по ликвидации финского плацдарма, части 115-й стрелкового корпуса готовились к форсированию Вуоксы. В первом эшелоне форсировать реку предстояло 10-й стрелковой дивизии в районе острова Телячий, а левее — 142-й дивизии. Во втором эшелоне находилась 92-я стрелковая дивизия[8]. Для обеспечения переправы стрелковых соединений и танков корпусу были приданы инженерные части, в частности, 1-й гвардейский, 21-й и 62-й отдельные понтонные батальоны[9].

В 4 часа утра 9 июля началась артподготовка. За 20 минут до её окончания части 142-й стрелковой дивизии начали переправу реки, планируя преодолеть за это время водную преграду под непосредственным прикрытием артиллерийского огня. Этот расчет оправдался и без существенных потерь части дивизии высадись на противоположном берегу и, вступив в бой с противником, захватили плацдарм. За 3-4 часа основные силы 142-й стрелковой дивизии были переправлены на северный берег Вуоксы, что позволило к концу дня расширить захваченный плацдарм до пяти-шести километров по фронту и до двух-четырех километров в глубину.

Переправа частей 10-й стрелковой дивизии была не столь удачной. Начав переправу сразу после окончания артподготовки части этой дивизии при переправе попали под шквальный огонь противника и понесли большие потери. Командование корпуса приняло решение не продолжать форсирование реки в этом районе, а переправить части на плацдарм уже захваченный 142-й стрелковой дивизией. Вскоре на плацдарм также были переброшены части 92-й стрелковой дивизии[8].

Бои за плацдарм, 10-15 июля.

Финское командование в срочном порядке увеличило свою группировку в этом районе. Сначала 2-ю пехотную дивизию усилили части 15-й пехотной дивизии и 19-й пехотной бригады из того же 3-го армейского корпуса, 10 июля — части танковой дивизии (батальон штурмовых орудий и егерская бригада), а чуть позже — части 3-й пехотной дивизии[4]. Сосредоточив достаточные силы, финские войска перешли в контрнаступление с целью ликвидировать советский плацдарм. Несколько дней продолжались ожесточенные бои. Части 142-й стрелковой дивизии не только удержали захваченный плацдарм, но и расширили его до 7 километров по фронту и до 2 километров в глубину. Большую помощь стрелковым частям оказали инженерно-саперные части, которые под огнём противника навели переправы для артиллерии и танков. Однако дальнейшие попытки войск 23-й армии развить наступление в направлении Кексгольма успеха не имели.

11 июля командующий Ленинградским фронтом приказал 23-й армии перейти к обороне[4]. 15-16 июля 115-й стрелковый корпус был выведен с плацдарма, а его место заняли части из состава 6-го стрелкового корпуса[5], но активных боевых действий в этом районе уже больше не велось.

Итоги операции

В финских источниках результат боев за Вуосалми рассматривается как однозначная «оборонительная победа» финских войск, поскольку им удалось остановить советское наступление и не допустить прорыва стратегического рубежа обороны — линии VKT. Утверждается, что успех в боях под Вуосалки, а также «оборонительные победы» на других участках фронта, остановили советское продвижение вглубь Финляндии и позволили финнам избежать капитуляции и заключить мир на условиях, пусть и очень тяжелых[10].

Несмотря на частичный успех, командование Ленинградским фронтом оценило действия 23-й армии как неудовлетворительные. В директиве Военного совета № 80 от 15 июля 1944 г. в частности говорилось:

Командарму-23 была поставлена задана 4.7.44 г. уничтожить противника на его плацдарме на западном берегу р. Вуокси и развивать наступление по её восточному берегу. Для операции были выделены достаточные силы и средства.

Вместо организованного и стремительного удара и уничтожения плацдарма противника в течение одного дня, войска армии топтались перед ним 6 дней. Части 98-го СК, имея значительное превосходство над противником (в пехоте — в 6 раз, в артиллерии и авиации — в 4 раза), только на 7-й день, ценой огромных потерь (1046 убитых и 4265 раненых) очистили от противника правый берег Вуокси…

Боевые действия по ликвидации плацдарма и форсированию показали тактическую неграмотность, организационную немощь и бездеятельность командиров соединений и штабов 23-й армии… Из-за потери управления войсками, отсутствия элементарной организации боя, преступного промедления в переправе танков и СУ, отсутствия максимального и правильного использования переправившейся артиллерии 115-й СК понес неоправданно большие потери (142-я сд — 2476 чел. и 10-я сд — 2386 чел.), и корпус вместо наращивания удара и увеличения темпа прорыва фактически перешел к обороне на крайне узком плацдарме[6].

Таким образом, для достижения локальных успехов (ликвидация финского плацдарма на южном берегу Вуоксы, форсирование реки и захват плацдарм на её северном берегу) потратили значительно больше сил, средств и времени, чем было запланировано. Несмотря на то, что все попытки противника ликвидировать плацдарм были отражены, полностью взломать финскую оборону так и не удалось. Хотя достигнутые, пусть и большой ценой, успехи 23-й армии можно было использовать как предпосылку для дальнейшего наступления на Кексгольмском направлении, высшее советское командование, учитывая ожесточенное сопротивление финских войск и значительные результаты на других стратегических направлениях, приняло решение прекратить наступление на всем Карельском перешейке, не желая тратить больше силы и средства на явно второстепенном направлении[4].

В середине июля было установлено, что противник начал переброску с Карельского перешейка гвардейской дивизии и основной части танков и артиллерии. Эти силы перебрасывались, прежде всего, на фронт в Прибалтике, что было явным признаком отказа русских от намерения проникнуть на юг Финляндии[10].

— из воспоминаний К.Г. Маннергейма

Отличившиеся воины

За форсирование Вуоксы и проявленные при этом мужество и героизм многие бойцы и командиры 23-й армии были награждены орденами и медалями. Так, только в 142-й стрелковой дивизии награды получили 1450 человек, а восьми особо отличившимся войнам было присвоено звание Героя Советского Союза:

  • А. Е. Борисюк — старший сержант, командир миномётного взвода 2-й миномётной роты 588-го стрелкового полка.
  • П. Ф. Гончаров — старший сержант, командир отделения 2-й пулемётной роты 946-го стрелкового полка.
  • А. М. Иванов — красноармеец, начальник радиостанции 461-го стрелкового полка.
  • С. П. Кобец — лейтенант, командир взвода 6-й роты 588-го стрелкового полка.
  • Н. П. Осиев — старший лейтенант, командир 6-й стрелковой роты 588-го стрелкового полка.
  • П. А. Потрясов — красноармеец, стрелок 3-й стрелковой роты 588-го стрелкового полка.
  • Г. Ф. Симанкин — капитан, командир 2-го стрелкового батальона 461-го стрелкового полка.
  • Д. Д. Скворцов — старший лейтенант, командир стрелковой роты 461-го стрелкового полка.

См. также

Напишите отзыв о статье "Бои за Вуосалми"

Комментарии

  1. Боевые действия проходили на территории бывшей финской волости Эюряпяя, в состав которой входили несколько посёлков. Посёлок Пааккола (с 1948 г. — Барышево) находится на южном берегу Вуоксы, а ныне не существующий посёлок Вуосалми находился на северном берегу Вуоксы, северо-западнее современного посёлка Новая Деревня Приозерского района.
  2. Кирха была разрушена в ходе Зимней войны 1939—1940 гг.

Примечания

  1. 1 2 Мейнандер Х. Финляндия, 1944: Война, общество, настроения / Пер. со шв. З. Линден. — М.: Издательство «Весь мир», 2014. — с. 180—181. — ISBN 978-5-7777-0574-7
  2. Русский архив (1944-1945), 1999, с. 286-287.
  3. Русский архив (1944-1945), 1999, с. 97-98.
  4. 1 2 3 4 5 Гланц, 2008, с. 456-470.
  5. 1 2 Семенов, 2005.
  6. 1 2 Солонин, 2008.
  7. Иринчеев, 2016, с. 239.
  8. 1 2 Дмитриева, 2010.
  9. Фоменко, 1979.
  10. 1 2 Маннергейм, 1999.

Литература

Документы

  • [militera.lib.ru/docs/da/stavka_vgk/index.html Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы. 1944-1945.]. — М.: Терра, 1999. — Т. 16 (5–4). — 368 с. — ISBN 5–300–01162–2.
  • [bdsa.ru/documents/html/donesiune44.html Боевые донесения, разведсводки и приказы за июнь 1944 года (документы 10-й стрелковой дивизии).]
  • [bdsa.ru/documents/html/donesiule44.html Боевые донесения, разведсводки и приказы за июль 1944 года (документы 142-й стрелковой дивизии).]

Исторические исследования

  • Иринчеев Б.К. Прорыв Карельского вала. Четвертый сталинский удар. — М.: Яуза-каталог, 2016. — С. 225-258. — 272 с. — ISBN 978-5-906716-52-1.
  • Гланц Д. Битва за Ленинград. 1941—1945 / Пер. У. Сапциной. — М.: Астрель, 2008. — 640 с. — ISBN 978-5-271-21434-9.
  • Мощанский И. Б. Штурм "Карельского вала". Выборгско-Петрозаводская стратегическая наступательная операция 10 июня - 9 августа 1944 года. — М.: Военная летопись, 2005. — 64 с.
  • Солонин М. С. [www.urantia-s.com/library/solonin/stupidity/23 25 июня. Глупость или агрессия?]. — М.: Эксмо, Яуза, 2008. — 656 с. — ISBN 978-5-699-25300-5.
  • Дмитриева Л. [redakciya2005.narod.ru/txt/2010/0000342.html Вуоксинская операция - как это было]. — 2010.

Мемуары

  • Маннергейм К. Г. [militera.lib.ru/memo/other/mannerheim/index.html Мемуары] / Пер с финского П. Куйиала (часть 1), Б. Злобин (часть II). — М.: Вагриус, 1999.
  • Черепанов А. И. [militera.lib.ru/memo/russian/cherepanov_ai/index.html Поле ратное мое] / Литературная редакция М. Ф. Лощица. — М.: Воениздат, 1984.
  • Семенов Е. И. [www.m-economy.ru/art.php?nArtId=637 Форсирование Вуоксы (отрывок из рукописи "Воспоминания полкового связиста")] // Проблемы современной экономики. — 2005. — № N 1/2 (13/14).
  • Румянцев Я. [militera.lib.ru/memo/russian/sb_polem_boya_ispytany/01.html Через Вуоксу // В сб. Полем боя испытаны. Фронтовые эпизоды] / Сост.: И. М. Дынин, И. А. Скородумов. — М.: Воениздат, 1981.
  • Фоменко С. И. [militera.lib.ru/memo/russian/sb_inzhvoyska_goroda_fronta/37.html Бросок через Вуоксу // В сб. Инженерные войска города-фронта]. — Л.: Лениздат, 1979.

Ссылки

  • [www.aroundspb.ru/maps/kannas1938/kannas1938.php Финская карта Карельского перешейка, 1938 г.]
  • [www.luovutettukarjala.fi/pitajat/ayrapaa/ayrapaankart.htm Карта бывшей финской волости Эюряпяя]
  • [www.jp4.narod.ru/index/pol_inf/boevii_deistviy/viborgskay_kat/boivglubkarper.htm Бои в глубине Карельского перешейка]
  • [karel-val.narod.ru/history.htm Вторая мировая война на Карельском перешейке]
  • [www.priozersk.ru/index_prn.shtml?/1/text/0058.shtml Герой битвы за Вуоксу Пётр Потрясов]

Отрывок, характеризующий Бои за Вуосалми

Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.