Бои на Каховском плацдарме (1920)

Бои на Каховском плацдарме
Основной конфликт: Гражданская война в России Северно-Таврийская операция
Дата	7 августа — 28 октября 1920
Место	окрестности Каховки
Причина	Успешное форсирование Днепра частями 13-й армии
Итог	Победа РККА
Противники
РСФСР РСФСР Белое движение
Командующие
В. К. Блюхер Н. Г. Бабиев †
Силы сторон
РККА: 15-я стрелковая дивизия 51-я стрелковая дивизия 52-я стрелковая дивизия Латышская стрелковая дивизия Русская армия Врангеля
Потери
неизвестно неизвестно

Бои на Каховском плацдарме — военные действия в период Гражданской войны в России.

В 1920 году в районе Каховки происходили упорные бои между Русской Армией и Красной армией за переправу через реку Днепр. Войска Красной армии создали на левом берегу Днепра хорошо укрепленный плацдарм. Несмотря на предпринятые усилия, частям Русской Армии не удалось ликвидировать плацдарм, что привело к заметному ослаблению их позиции и последующему отступлению за Перекоп в Крым.

История

Каховский плацдарм возник 7 августа 1920 года в результате наступления 13-й армии из состава Правобережной группы войск Юго-Западного фронта (командующий Р. П. Эйдеман), после того, как части 15-й, 52-й и Латышской стрелковых дивизий РККА успешно форсировали Днепр на участке Алешки — Корсуньский монастырь.

Общая площадь плацдарма составляла 216 км², глубина — 12-15 км. Снабжение плацдарма осуществлялось через 4 переправы у селения Большая Каховка. Плацдарм на расстоянии 60-70 км от Перекопа создавал угрозу тылам и сообщениям основной группировке белогвардейских войск в Северной Таврии.

10 августа 1920 года на плацдарм прибыли части 51-й стрелковой дивизии РККА. Развивая наступление, к 12 августа 1920 года части РККА вышли на рубеж Большие Копани — Б. Маячка — Любимовка — Белоцерковка.

Тем временем, 8 августа 1920 года под руководством Д. М. Карбышева на Каховском плацдарме началось строительство укреплений. Строительство укреплений было завершено 13 октября 1920 года, к этому времени было подготовлено три полосы обороны:

• передовая линия обороны (40 км) проходила по линии Екатеринославка — Софиевка — Любимовка — южнее хутора Сухино — берег Днепра и состояла из отдельных окопов и взводных опорных пунктов, на отдельных участках усиленных проволочными заграждениями;
• главная линия обороны (30 км) проходила на расстоянии 3-6 км от передовой линии и состояла из 2-3 линий групповых окопов и ротных опорных пунктов, усиленных 3 линиями проволочных заграждений и соединенных ходами сообщения. Здесь же были подготовлены наблюдательные пункты, артиллерийские позиции и блиндажи для укрытия личного состава. На отдельных танкоопасных направлениях были установлены противопехотные и противотанковые мины. В сражении на Каховском плацдарме Красная Армия впервые применила противотанковые мины
• предмостная линия обороны (2 км) проходила по окраине селения Большая Каховка и предназначалась для защиты переправ через Днепр.

Для обеспечения манёвра огнём имевшиеся на плацдарме артиллерийские орудия были сведены в три оперативных соединения: артиллерийская группа непосредственной поддержки, артиллерийская контрбатарейная группа и противотанковый артиллерийский резерв. Для прикрытия плацдарма с воздуха сюда была переброшена авиагруппа (командующий — И. У. Павлов), а в районе переправы была развёрнута зенитно-артиллерийская группа (два дивизиона зенитных орудий).

12 августа 1920 года кавалерийский корпус белых под командованием генерала И. Г. Барбовича нанёс удар в направлении на Весёлое — Нижние Серогозы, по левому флангу линии обороны плацдарма. Одновременно на правом фланге части 2-го армейского корпуса белых под командованием генерала Я. И. Слащёва начали наступление на Белоцерковку. Бои продолжались до 20 августа 1920 года.

20 августа 1920 года части РККА начали контрнаступление в направлении на Мелитополь, которое продолжалось до 26 августа.

28 августа 1920 года началось новое наступление белых: кавалерийский корпус Барбовича, усиленный Корниловской дивизией и 6-й пехотной дивизией начал наступление на левом фланге, а 2-я Донская кавалерийская дивизия — в центре и на правом фланге.

29 августа 1920 года авиаотряд РККА (9 аэропланов) совершил авианалёт на позиции противника в районе деревни Рубановка, всего было сброшено 30 пудов бомб и 1500 стрел.

30 августа 1920 года части Красной армии перешли в контрнаступление на участке Скадовск — Новоцерковка — Новорепьевка, но уже 1 сентября были встречены контратаками противника и к 5 сентября отошли на исходные позиции

5 сентября 1920 года белые начали наступление вдоль большака Каховка — Чаплинка на участке Латышской стрелковой дивизии, одновременно началось наступление белых вдоль большака Антоновка — Каховка на участке 51-й стрелковой дивизии. Наступление противника было остановлено.

8 октября 1920 года П. Н. Врангель отдал приказ о начале Правобережной операции. Белые перешли в наступление в направлении на Долгинцево и Апостолово с целью разгромить 6-ю армию Южного фронта.

В этот же день, 8 октября 1920 года, 9-й кавалерийский полк РККА атаковал хутора Константиновка и Николаевка, в результате рейда были захвачены 149 пленных (из них 30 офицеров), 4 пулемёта, 1 орудие и тачанки с инженерным имуществом.

10 октября 1920 года части Латышской дивизии предприняли попытку атаковать хутор Зелёный, но были встречены артиллерийским и ружейно-пулеметным огнём и отошли на исходные позиции, потеряв 58 военнослужащих.

14 октября 1920 года белые предприняли ещё одно наступление на Каховский плацдарм, в котором участвовал 2-й армейский корпус под командованием генерала В. К. Витковского (13-я и 34-я пехотные дивизии, чехословацкий полк и два отдельных кавалерийских дивизиона, усиленные артиллерией, бронетехникой и авиацией), а также группа генерала А. Н. Черепова из состава 3-го армейского корпуса.

В общей сложности, со стороны белых в наступлении участвовали 6 тыс. штыков, около 700 сабель, 12 танков, 14 бронеавтомобилей, 80 орудий и 200 пулемётов при поддержке 15 самолётов. В это время силы РККА на Каховском плацдарме насчитывали 11 тыс. чел., 10 бронеавтомобилей, 52 орудия и 368 пулемётов. Сражение продолжалось до 16 октября; 17 октября белые отступили на исходные позиции.

В оборонительном сражении части Красной армии нанесли поражение белогвардейским войскам, у которых были захвачены 10 танков, 7 бронеавтомобилей и 70 пулемётов. Преследуя отступающего противника, части РККА заняли хутор Черненька, где были захвачены два артиллерийских орудия без затворов и один повреждённый аэроплан.

В ходе сражений на Каховском плацдарме, существенную помощь обороняющимся частям Красной армии оказал 250-вёрстный рейд 5-й Кубанской кавалерийской дивизии РККА, совершенный 14-18 октября 1920 года из района Бердянска по тылам 3-го Донского корпуса противника, в ходе которого были разгромлены тыловые учреждения, нарушена система снабжения и связи, уничтожены три армейских склада (один склад с боеприпасами, один вещевой склад и один инженерный склад), 6 самолётов, 3 броневика, оттянуты с фронта для борьбы с прорывом 1-я и 2-я кавалерийские дивизии противника. По результатам рейда, командующий дивизией Я. Ф. Балахонов был награждён орденом Красного Знамени.

Кроме того, помощь Красной армии оказали действия красных партизан и стихийные восстания населения в тылу белых войск:

• так, 7 августа 1920 года при проведении принудительной мобилизации в армию Врангеля восстали жители села Нижние Серогозы Мелитопольского уезда, крестьянами был убит комендант села, но затем восстание было жестоко подавлено подошедшими к фронту частями;
• 8 августа 1920 года в селе Колончак Днепровского уезда красные партизаны подожгли артсклад 34-й пехотной дивизии, при взрыве склада было уничтожено значительное количество боеприпасов;
• 15 августа 1920 года стихийное выступление крестьян состоялось в селе Чалбасы Днепровского уезда, мобилизация была сорвана, в течение нескольких следующих дней в районе села было произведено разрушение линий телефонной связи;
• 14 сентября 1920 года началось восстание в селе Большая Белозёрка Мелитопольского района. Восставшие убили сельского пристава и охранников, посланных на «умиротворение» деревни, в результате был выделен из фронтового резерва и направлен на подавление восстания отряд генерала Купчинского (250 штыков с 3 пулемётами);
• в начале октября 1920 года началось восстание в селах Ново-Богдановка, Терпенье и Троицкое, позднее охватившее несколько волостей по реке Молочной севернее Мелитополя. Восставшие разгоняли местные административные органы, разоружали и уничтожали одиночных военнослужащих и мелкие подразделения белой армии.

Бои за Каховский плацдарм в мемуарах П. Н. Врангеля

Записки. Книга вторая (Врангель)/Глава IX [autopublication.ucoz.ru/vrangel_zapiski.rar]:

стремясь задержать наше наступление, грозившее основной коммуникационной линии II-ой конной и VI-ой армии, противник повел наступление с востока (против I-ой армии генерала Кутепова) и от Каховки и Херсона. Этим маневром,-- зажима в клещи, применявшимся неоднократно в течение летней компании в Северной Таврии, красное командование рассчитывало отвлечь наши силы от выполнения поставленных им задач. Тесня правофланговые части генерала Кутепова, противник продвигался в общем направлении на Мелитополь. Несмотря на настойчивые просьбы командующего I-ой армией о возвращении ему переданных во II-ую армию корниловцев и 42-го донского стрелкового полка, я оставался непреклонен. Последние могли быть возвращены генералу Кутепову лишь по завершении возложенной на них задачи — содействия переправе II-ой армии, 28-го сентября на крайнем нашем правом фланге (мелитопольское направление) красные, тесня наши слабые части, подошли на один-два перехода от Мелитополя. Свободных резервов у нас не было. Но переправа частей II-ой армии была уже закончена, никопольская группа красных разгромлена и конная группа генерала Бабиева вышла в тыл врага.

Тогда я отдал приказ о передаче Корниловской дивизии и 42-го донского стрелкового полка из II-ой армии генерала Драценко в I-ую армию генерала Кутепова. Корниловская дивизия 29-го сентября у Никополя переправилась на левый берег Днепра и двинулась на восток. В александровском районе части I-ой армии с правого берега Днепра отводились на левый берег; переправы уничтожались. На поддержку Донскому корпусу в район Гуляй-Поля двинута была Дроздовская дивизия; наступление на мелитопольском направлении было остановлено запасным полком Корниловской дивизии. Через несколько дней красные были отброшены по всему фронту I-ой армии; положение под Каховкой и в районе Херсона было восстановлено местными резервами….

Я телеграфировал 30-го вечером генералу Драценко, требуя решительного движения вперед и указывая, что нерешительными действиями своими он грозит сорвать весь первоначальный успех. Наша воздушная разведка обнаружила начатое красными очищение каховского плацдарма. Я отдал приказ частям генерала Витковского на рассвете 1-го октября атаковать каховскую позицию.

Ночью меня разбудили. Генерал Драценко доносил, что натолкнувшись на правом берегу Днепра на крупные силы противника, понеся тяжёлые потери и не желая подвергать армию гибели, он вынужден был отдать приказ об отступлении обратно на левый берег… Вся операция шла насмарку.

На рассвете части генерала Витковского перешли в наступление. Однако штурм укрепленной каховской позиции 1-го октября был отбит. Наши части, дойдя до проволоки, продвинуться дальше не могли, залегли и несли тяжёлые потери от жестокого артиллерийского огня. Отряд танков, прорвавшийся в Каховку, почти целиком погиб. Данные воздушной разведки об очищении каховского плацдарма оказались ошибочными.

Несмотря на повторные запросы штаба II-ой армии в течение всей ночи подробностей происшедшего на правом берегу Днепра получить не удалось. Было выяснено лишь, что отход армии прикрывается кубанскими стрелками доблестного генерала Цыганка с севера и самурцами и терскими пластунами со стороны Фирсовки с запада. Конница в полном беспорядке, артиллерия и обозы беспрерывной лентой тянутся по мостам на левый берег Днепра.

В девять часов утра была получена короткая телеграмма генерала Драценко:

Вчера 30 сентября снарядом убит генерал Бабиев

Все стало ясно. Со смертью любимого вождя умерла душа конницы, исчез порыв, пропала вера в собственные силы. Положение не мог спасти принявший командование и почти тотчас же раненый генерал Науменко. Смятение овладело полками. Части на рысях стали отходить к переправам. Ободрившийся противник перешел в наступление. Смятение в рядах расстроенной конницы увеличилось. Восстановить порядок было невозможно. Все устремилось к переправам. На узких лесных дорогах, в плавнях, смешались отходившая конная и пехотная части… Потрясенный всем виденным, растерявшийся генерал Драценко отдал приказ об отходе всей армии на левый берег Днепра.

К вечеру 1-го октября части закончили переправу. Понтонный мост был разведен и подтянут к левому берегу Днепра. Утром 2-го октября на лодках переправились на наш берег прикрывавшие переправу самурцы и терцы. Заднепровская операция кончилась.

Правильно задуманная, тщательно подготовленная и планомерно развивавшаяся операция закончилась неудачей. Причиной этой неудачи, помимо случайной, привходящей — смерти генерала Бабиева, являлись неудачные действия командующего II-ой армией генерала Драценко.

Память

• В 1967 году на Каховском плацдарме был воздвигнут памятник «Легендарная тачанка» (скульпторы Ю. Лоховинин, Л. Родионов, Л. Михайленок; архитектор Е. Полторацкий).
• картина "Захват танков под Каховкой" (художник В. И. Владимиров, СССР) находится в экспозиции Центрального музея Вооружённых сил СССР

Фотографии танков

Танки в качестве военного трофея попали в руки РККА после боев на Каховском плацдарме осенью 1920 года, где из 12 участвовавших в сражении танков со стороны белых более-менее неповреждёнными и захваченными красными оказалось 5 танков. После этого танки попали на вооружение в РККА.

В итоговом донесении, направленном 20 октября 1920 года в штаб 6-й армии Южного фронта, говорилось: «При подсчете трофеев, захваченных 51-й стрелковой дивизией в боях 14-16 октября, оказалось: захвачено в плен — 55 офицеров, 367 солдат, взято 8 танковых орудий, два тяжелых, два лёгких, 9 танков, из которых за невозможностью вывести 2 танка взорваны в районе хутора Цукур и 2 — за внешней линией обороны в районе хутора Куликовского, 3 трактора, из которых 2 уничтожены и сожжены в д. Черненька и 1 взорван в районе Цукур, 2 броневика, из которых оба взорваны за невозможностью вывести».

Следовательно, как уже упоминалось, в боях на Каховском плацдарме красными было захвачено девять танков,из них целыми пять танков — «Атаман Ермак», «Генерал Скобелев», «Фельдмаршал Кутузов», «Генералиссимус Суворов», «За Русь Святую», остальные подбитые машины были эвакуированы белымиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Британский танк Mk V «гермафродит», 1920 на площади Конституции (Харьков):

• Mark V Female, Kharkiv Historical Museum-2.jpg
• Mark V Female, Kharkiv Historical Museum.jpg
• Kharkov tank Mk V and pivo.jpg

Другие танки:

• LG British tank WWI 1.jpg

  Mk V в Луганске без выхлопной трубы - один из последних двух оставшихся в мире Mk V типа «гермафродит»

• LG British tank WWI 2.jpg
• Kahovka English tank.jpg

  английский танк, захваченный воинами 51-й стрелковой дивизии под Каховкой 14 октября 1920 года

См. также

• Улагаевский десант (1920)

Литература

• Врангель П. Н. [autopublication.ucoz.ru/vrangel_zapiski.rar Записки (Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г.)] // Белое дело: Летопись белой борьбы. — Берлин, 1928.
• К. Ананьев. Каховка. — М., 1939.
• П. Сергеев. Оборона Каховского плацдарма 51-й дивизией (14 октября 1920) // «Военно-исторический журнал», № 3, 1939.
• А. Ильин-Миткевич. Каховский укреплённый плацдарм // «Техника и вооружение», № 12, 1939.
• П. Бузник. Каховский плацдарм и его инженерная подготовка // «Военно-инженерный журнал», № 2, 1948.
• полковник Я. Зимин. В первых боях. // "Военный вестник", № 8, 1966. стр.18-21
• В. Н. Павленко. Каховка, год 1920-й. // "Вопросы истории", № 10, 1980. стр.90-103

Отрывок, характеризующий Бои на Каховском плацдарме (1920)

Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.