Бои на Прибайкальском фронте

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бои на Прибайкальском фронте
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата

июльавгуст 1918

Место

Иркутская область, Бурятия

Итог

победа белых

Противники
Российская Советская Республика Сибирская армия
Чехословацкий корпус
Командующие
Ф.П.Лавров
Н.А.Каландаришвили
А.Н.Пепеляев
Р.Гайда
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Восточный фронт
Гражданской войны в России
Иркутск (1917) Иностранная интервенция Чехословацкий корпус (Барнаул Нижнеудинск Прибайкалье) •Иркутск (1918) Казань (1) Казань (2) Симбирск Сызрань и Самара Ижевск и Воткинск Пермь (1)
Весеннее наступление Русской армии (Оренбург Уральск) • Чапанная война
Контрнаступление Восточного фронта
(Бугуруслан Белебей Сарапул и Воткинск Уфа)Пермь (2) Златоуст Екатеринбург ЧелябинскЛбищенскТобол Петропавловск Уральск и Гурьев
Великий Сибирский Ледяной поход
(ОмскНовониколаевскКрасноярск) •
Иркутск (1919)
Партизанское движение (Алтай Омское восстание Минусинск Центр.Сибирь Забайкалье) • Голодный поход Вилочное восстание Восстание Сапожкова Западно-Сибирское восстание

Бои на Прибайкальском фронте (июль-август 1918) — боевые действия в регионе к югу от озера Байкал в июле-августе 1918 года во время Гражданской войны в России.





Предыстория

11 июля 1918 года красные войска без боя оставили Иркутск, после чего были переформированы в две дивизии. Командиром первой дивизии, составленной из красноярских, канских, енисейских и иркутских отрядов и сотни аргунских казаков, назначили прибывшего из Забайкалья З. П. Метелицу. Вторую дивизию из шахтёров Черемхова, интернационалистов и анархистов возглавил Н. А. Каландаришвили. Главнокомандующим был назначен П. К. Голиков.

К Байкалу красные войска отступали тремя путями. Конные анархисты Н. А. Каландаришивили и отряд пехоты 12 июля вышли к селу Лиственничному. Отряд в 400 человек должен был отходить по Култукскому тракту, а остальные части вывозились по железной дороге.

Ход событий

В Лиственичном красные войска погрузились на суда. Ледоколы «Байкал» и «Ангара», а также ещё три парохода, буксируя баржи, отошли к станции Байкал. Заняв Лиственичное, белые захватили пять разукомплектованных и брошенных красными пароходов.

Бои за станцию Байкал

В ночь на 16 июля 2-й Ново-Николаевский полк белых (200 человек с 2 пулемётами) под командованием капитана А. В. Ивакина атаковал станцию Байкал. В это время на станции находились два штаба красных, более 500 бойцов Иркутской рабочей дружины и небольшой отряд из Лиственичного, они располагали 2 бронепоездами и 12 пулемётами.

Команда конных разведчиков и взвод пехоты белых совершили обход, горами выйдя на железную дорогу в 500 м восточнее станции Байкал, разобрали путь и отрезали красным путь к отступлению. Тем временем главные силы 2-го Ново-Николаевского полка атаковали станцию. В 1.50 от пуль и гранат белых взорвался подрывной поезд красных (планировавшего к использованию для уничтожения кругобайкальских тоннелей) с 4 тоннами динамита. В ходе четырёхчасового боя белые захватили оба бронепоезда красных, орудие, 4 пулемёта, и заставили уцелевших красных отплыть на ледоколе «Байкал». Тем самым белые избежали наступления через многочисленные тоннели Кругобайкальской железной дороги, чреватого разрушением этих сооружений.

Захват Култука и Слюдянки

Продвигаясь пешим порядком по тракту от Иркутска на Култук, белые части опередили красных, двигавшихся в эшелонах по железной дороге. 4-й Томский полк и чешский ударный батальон во главе со штабс-капитаном Дворжаком неожиданно появились в горах над Култуком ещё 14 июля и, разогнав 600 строивших укрепления китайцев, почти без сопротивления захватили оборудовавшиеся красными позиции.

В ночь на 15 июля около 3 тысяч красных предприняли до восьми безуспешных атак, пытаясь сбить 700 белых с захваченных ими рубежей. Днём 15 июля к белым прибыли три роты 7-го Татранского чешского полка во главе с подполковником Б.Ф.Ушаковым, а 17 июля подошёл 1-й Барнаульский полк. Белые войска задействовали пароходы, отбитые в Лиственичном, а также аэроплан, захваченный у красных. Под угрозой обхода 19 июля 1918 года красные оставили Култук.

К 15.00 20 июля 1-й Барнаульский, 4-й Томский полки и подразделения 7-го Татранского чешского полка с боем заняли станцию Слюдянка, захватив 15 паровозов. При отступлении красные взорвали мосты через реку Слюдянка и небольшой тоннель №39, последний на Кругобайкальской железной дороге, затруднив тем самым продвижение белых. Последние могли теперь наступать только небольшими силами, а движение по железной дороге восстановили только 10 августа.

Муринское сражение

24 июля авангард белых силой в 200 штыков захватил станцию Утулик и мост через реку Бабху. На рассвете 26 июля после часового боя белые заняли станцию Мурино.

29 июля в районе Мурина развернулись упорные бои, красные при поддержке бронепоезда оттеснили белых за реку Паньковку. 30 июля атаки красных при поддержке огня ледокола «Ангара» продолжились, они ввели в бой более 2000 бойцов при 4 орудиях. 31 июля красные отбили разъезд Паньковка и станцию Мурино, и при поддержке 2 бронепоездов продолжили наступление.

Потеряв 20 % убитыми и ранеными, белые были вынуждены отойти в район станции Салзан. Было решено ввести неприятеля в заблуждение, имитируя отступление, в то время как главные силы должны были уйти в горы и образовать засаду для флангового удара. В засадные силы вошли 2-й и 3-1 Томские, 2-й Ново-Николаевский полки, офицерская рота и команда конных разведчиков, две роты чехословаков во главе с поручиком Янычек, всего до 1000 бойцов. Засада была создана к рассвету 5 августа, а остальные части белых отступили от Мурина.

Красные, послав для преследования бронепоезда, спешно начали переброску войск в эшелонах на запад, не подозревая о засаде под началом А. Н. Пепеляева. По плану белых она должна была выступить 7 августа. В этот же день от станции Утулик предстояло нанести лобовой удар группе Р.Гайды, в которую входили Енисейский и 1-й Томский полки, чехословаки, конница — всего до 2.000 человек.

Разведка красных обнаружила засаду, и вынудила белых вступить в бой уже 6 августа. Сражение было очень упорным и кровопролитным, только к вечеру 6 августа группы белых соединились. По сведениям белых красные потеряли 700 человек убитыми, 2500 пленными, 2 бронепоезда, 4 орудия, 7 паровозов и 12 эшелонов; Средне-Сибирский корпус потерял 70 человек убитыми и 200 ранеными, чехословаки — 4 человека убитыми и 30 ранеными.

14-15 августа белая кавалерия заняла станции Танхой и Переемная.

Посольский десант

В 5 часов утра 16 августа 1918 года белые высадили с пароходов «Феодосий», «Сибиряк» и «Бурят» возле Спасо-Преображенского Посольского монастыря. Десантную группу составили Барнаульский полк, пять чешских рот, сотня 1-го Енисейского казачьего полка — всего 1100 бойцов и 6 орудий; командовал десантом начальник штаба белого Восточного фронта подполковник Б. Ф. Ушаков. После высадки белые двинулись к станции Посольская.

Когда белые заняли станцию Посольская, то на железной дороге образовалась пробка из поездов красных. Выдавая себя за командира отряда венгров-интернационалистов, Б. Ф. Ушаков вызвал из Верхнеудинска поезд со взрывчаткой, сохранив тем самым железнодорожный мост через реку Селенгу. Однако, заняв станцию Посольская, Ушаков направил свои части в обе стороны по линии железной дороги, в результате чего десант не смог выдержать натиска наступающих красных. Утром 17 августа красные убили Ушакова на разъезде № 19; новым начальником штаба Восточного фронта стал полковник Б. П. Богословский.

В ночь на 17 августа пароходы белых, подойдя к станции Мысовая, обстреляли из орудий ледокол «Байкал» и пароход «Кругобайкалец»; «Байкал» сгорел, а «Кругобайкалец» был серьёзно повреждён.

Красные войска, отрезанные высадившимся у Посольского монастыря десантом белых, потеряли управление; однако немногочисленные силы десанта не создали плотного кольца, и часть красных сумела пробиться на восток или уйти на юг через хребет Хамар-Дабан. Вечером 18 августа наступавшая от Танхоя вдоль железной дороги группа полковника А. Н. Пепеляева заняла станцию Посольская.

Победа белых

После поражения под Посольской о восстановлении красного фронта уже не могло быть речи. 20 августа у станции Берёзовка были окружены и погибли китайские интернационалисты; одновременно пришла в Лиственичное и сдалась красная военная флотилия. Также 20 августа белые вошли в Верхнеудинск. В этот же день есаул Г. М. Семёнов получил послание Б. М. Ушакова с просьбой о наступлении на Читу, и на следующий день части Особого маньчжурского отряда из Хайлара двинулись на Забайкалье.

Итоги и последствия

В Селенгинске скопилось свыше 3.000 человек красных войск, перед которыми встал вопрос: как быть дальше. Произошёл раскол между Ф.П.Лавровым и Н.А.Каландаришвили. Ещё до катастрофы под Посольской Ф.П.Лавров и руководимые им венгерские интернационалисты начали зондировать почву у китайских властей на предмет их интернирования за границей. После известия о разгроме под Посольской все красные части из Селенгинска двинулись в Троицкосавск, чей Совет уже бежал с ценностями на восток. Ф.П.Лавров начал переговоры с китайскими властями в Маймачэне, и вскоре в присутствии датского консула подписал соглашение, по которому китайцам было сдано 2000 винтовок, 40 пулемётов, несколько орудий. Сам Ф.П.Лавров, не веря в прочность соглашения, решил скрыться, но был настигнут Н.А.Каландаришвили и расстрелян как изменник. Заняв Троицкосавск, белые не признали соглашения красных с китайцами, и расправились с захваченными венграми.

23 августа 1918 года, воспользовавшись растерянностью красных, 100 эвакуированных в Читу из Иркутска политзаключённых освободились, и во главе с подполковником Б.П.Ивановым выступили против большевиков. 24 августа под руководством есаула Е.Л.Трухина Читу попытались захватить восставшие казаки Титовской станицы, ранее мобилизованные и вооружённые красными. Хотя казаки и были отбиты, их действия дезорганизовали проводившуюся красными эвакуацию. Более того, Тангинский отряд красных под началом анархиста Пережогина ограбил Читинский банк, похитив золота и серебра на 8,6 миллионов рублей. После уличных стычек в ночь на 26 августа красные оставили Читу, а днём в неё вступили казаки во главе с есаулом Трухиным. 27 августа в город вошли сибирские войска и чехословаки.

После занятия Читы наступление белых продолжилось. На восток от станции Карымская красных преследовал отряд полковника Е.К.Вишневского: 1-й, 2-й и 4-й Томский полки, 1-й батальон 7-го Татранского чешского полка и две сотни енисейских казаков. На юго-восток вдоль железной дороги на Маньчжурию выступил отряд А.Н.Пепеляева: 3-й Томский, Барнаульский, Енисейский и 2-й Ново-Николаевский полки. 30 августа на реке Онон у станции Оловянная сибирские и чехословацкие части соединились с силами есаула Г.М.Семёнова.

28 августа на станции Урульга состоялась конференция Центросибири, после которой Советы прекратили легальное существование. Красные перешли к партизанской борьбе.

Напишите отзыв о статье "Бои на Прибайкальском фронте"

Литература

  • Новиков П. А. Гражданская война в Восточной Сибири. — М.: Центрполиграф, 2005. — ISBN 5-9524-1400-1.

Отрывок, характеризующий Бои на Прибайкальском фронте

– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.