Бойен, Герман фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Леопольд Герман Людвиг фон Бойен
Leopold Hermann Ludwig von Boyen

генерал фон Бойен
Дата рождения

20 июня 1771(1771-06-20)

Место рождения

Крейцбург Восточная Пруссия)

Дата смерти

5 февраля 1848(1848-02-05) (76 лет)

Место смерти

Берлин

Принадлежность

Пруссия Пруссия

Годы службы

17841847

Звание

Генерал-фельдмаршал

Командовал

военный министр Пруссии

Сражения/войны

Польская кампания 1794 года,
Война Четвёртой коалиции,
Война Шестой коалиции

Награды и премии

Леопольд Герман Людвиг фон Бойен (нем. Leopold Hermann Ludwig von Boyen, 1771—1848) — прусский фельдмаршал, военный министр Пруссии.





Биография

Леопольд Герман Людвиг фон Бойен родился 20 июня 1771 года в Крейцбурге (Восточная Пруссия ныне Славское, Калининградской области, сохранился памятный знак)

В 1784 году поступил юнкером в Ангальтский пехотный полк, которым впоследствии командовал. Получив недостаточное образование, посещал в чине подпоручика, Кёнигсбергское военное училище; здесь слушал лекции Канта и Крауса, влияние которых оказалось весьма плодотворным.

В 1794 году участвовал в войне против повстанцев Костюшко, в звании адъютанта генерала фон Гюнтера[1].

В кампании 1806 года тяжело ранен в сражении при Ауэрштедте[1]. В 1807 году состоял прусским делегатом при генерале Тучкове. По заключении Тильзитского мира произведён в майоры; находясь уже в генеральном штабе, назначен членом военно-реорганизационной комиссии, учреждённой для введения обязательной воинской повинности и энергично поддерживал её председателя Шарнгорста. Затем получил место начальника 1-го отделения военного департамента общих дел.

В 1811 году при начале осложнений между Францией и Россией Бойен был сторонником оказания поддержки России. В 1812 году, после того как Пруссия выступила на стороне Франции, Бойен из-за несогласия вышел в отставку и уехал в Вену, а затем и в Санкт-Петербург.

В 1813 году опять вступил на службу, и в начале кампании против французов состоял при главной квартире Кутузова. В том же году произведён в генерал-майоры.

Бойен участвовал в сражениях при Люцене, Гроссбеерне, Денневице, Лейпциге и под Парижем, в звании начальника штаба 3-го корпуса Бюлова. После битвы при Люцене ему была поручена организация обороны Берлина посредством ландштурма. 2 марта 1815 года российский император Александр I пожаловал Бойену орден св. Георгия 3-й степени (№ 382 по кавалерским спискам)

В ознаменование отличной храбрости и подвигов, оказанных в минувшую кампанию против французов.

По заключении Парижского мира, Бойен был поставлен во главе военного министерства.

Произведённый в 1818 году в генерал-лейтенанты, Вследствие разногласий с королём Фридрихом Вильгельмом III по вопросу о ландвере (оставить ли его в ведении военного или гражданского ведомства) Бойен в 1819 году подал в отставку.

В 1833 году он был назначен президентом комиссии по сокращению издержек на содержание армии. В 1841 году, по восшествии на престол Фридриха Вильгельма IV, Бойену снова был предложен пост военного министра, по принятии которого он был произведён в генералы от инфантерии.

При Бойене возведены линия укреплений у Летцена и Остероде, когда на основании опыта войны 1813 года, признано было необходимым иметь в стране небольшие укреплённые опорные пункты для народной войны; при нём же введено игольчатое ружье.

19 ноября 1842 года Бойен был избран почётным гражданином Берлина.

7 октября 1847 года Бойен вышел в отставку с чином фельдмаршала. Скончался в Берлине 5 февраля 1848 года.

Небольшая крепость в южной части Восточной Пруссии, недалеко от окружного города Лётцена, которая была построена в 1875 году была названа его именем[2].

Награды

Памятник

В Славское (раннему Кройцбург) имеется памятник.[4]

Напишите отзыв о статье "Бойен, Герман фон"

Примечания

  1. 1 2 Бойен, Леопольд // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  2. Бойен, крепость // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских / [Доп.: П. В. Долгоруков]. — М.: Унив. тип., 1860. — 112 с. — (Из 1-й кн. «Чтений в О-ве истории и древностей рос. при Моск. ун-те. 1860»)
  4. Две фотографии Дмитрия Петухова 2015 r. на plus.google.com/: [plus.google.com/photos/110344242578352493153/albums/6199614111551096577/6199614343672928514?pid=6199614343672928514&oid=110344242578352493153] и [plus.google.com/photos/110344242578352493153/albums/6199614111551096577/6199614358880447330?pid=6199614358880447330&oid=110344242578352493153]. В его первоначальном состоянии памятник на [www.bildarchiv-ostpreussen.de/cgi-bin/bildarchiv/suche/show_foto.cgi?lang=deutsch&id=79354&showmenu=1&bildinfos=1 этой видовой открытке] при www.bildarchiv-ostpreussen.de.
  5. </ol>

Литература

Отрывок, характеризующий Бойен, Герман фон

– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.