Бойня на «Зонге»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бойня на «Зо́нге» (англ. Zong massacre) — убийство около 140 рабов-африканцев[К 1], совершённое экипажем британского невольничьего судна[en] «Зонг» во время плавания из Аккры на Ямайку в конце ноября — начале декабря 1781 года. Когда на судне, сбившемся с курса из-за навигационной ошибки, иссяк запас пресной воды, члены судовой команды в течение нескольких дней утопили часть рабов, выбросив их связанными за борт. По окончании рейса владелец «Зонга» — ливерпульский работорговый синдикат, заранее застраховавший жизни перевозимых на судне рабов, потребовал у страховой компании покрытия убытков, понесённых фирмой из-за «гибели товара в море». Отказ страховщика возместить ущерб привёл к серии судебных слушаний, по результатам которых было решено, что в определённых обстоятельствах умерщвление рабов может считаться законным, и страховая компания обязана выплатить клиенту-работорговцу страховое возмещение за их смерть.

Тяжба работоргового синдиката со страховой компанией привлекла внимание известного британского аболициониста Гранвиля Шарпа[en], попытавшегося возбудить судебный процесс по обвинению экипажа «Зонга» в преднамеренном убийстве. Общественное возмущение, вызванное расправой на «Зонге», способствовало росту аболиционистского движения в Великобритании и за её пределами.

Событиям на «Зонге» посвящён ряд произведений литературы и искусства, в том числе картина выдающегося британского живописца-романтика Уильяма Тёрнера «Невольничье судно[en]» (1840).





Судно

Судно «Зонг» сначала носило название «Зорг» (голл. осторожность), данное собственниками — Middelburgsche Commercie Compagnie. «Зорг», имевший порт приписки в Мидделбурге, плавал в качестве невольничьего судна, и в 1777 году совершил успешное плавание на побережье Суринама[3]. «Зорг» представлял из себя так называемое «судно с квадратной кормой» грузоподъёмностью в 110 тонн (согласно традиционному способу оценки)[4]. 10 февраля 1781 года судно было захвачено британским 16-пушечным кораблём Alert. 26 февраля Alert и его трофей «Зорг» прибыли к замку Кейп-Кост на побережье современной Ганы[5].

В начале марта 1781 года судно было приобретено владельцем судна William от лица синдиката ливерпульских торговцев[6]. Синдикат составляли Эдвард Уилсон, Джордж Кейс, Джеймс Эспнелл, Уильям, Джеймс и Джон Грегсоны[7]. С 1747 по 1780 годы Уильям Грегсон получил доход от 50 плаваний за невольниками и в 1762 году занимал пост мэра Лондона[8]. К концу его жизни на борту кораблей, в которых он имел долю, был перевезён 58 201 невольник из Африки[9].

Сначала командиром «Зонга» был Люк Коллингвуд, бывший хирургом на судне William[10]. У Коллингвуда не хватало опыта в навигации и командовании, он был корабельным хирургом, принимавшим участие в отборе невольников при покупке в Африке; было известно, что те, кого отвергнут, будут убиты. Порой эти убийства происходили в присутствии хирурга. Возможно, что Коллингвуд уже присутствовал при массовом убийстве невольников и согласно комментариям историка Джереми Криклера это могло подготовить его психологически к участию в резне, происшедшей на борту «Зонга»[11][12][13]. Первым помощником Коллингвуда был Джеймс Келсалл, также служивший на «Уильяме»[8]. Единственный пассажир на борту Роберт Стаббс был губернатором Анобаму, британского укрепления близ замка Кейп-Кост, ему пришлось оставить свой пост спустя девять месяцев после плавания[14]. В заявлениях свидетелей, собранных Африканским комитетом, содержались обвинения в том, что он был полуграмотным пьяницей, плохо управлявшим работорговлей форта[15].

Экипаж «Зонга» после отплытия из Африки состоял из 17 человек, этого было совершенно недостаточно для поддержания достаточных санитарных условий на борту судна[16]. Наём моряков в Британии представлял трудности ввиду опасностей заражения и бунта рабов[17], тем более наём для экипажа голландского судна, захваченного у берегов Африки[18]. «Зонг» управлялся уцелевшими моряками из первоначального голландского экипажа, экипажем «Уильяма» и безработными моряками из поселений вдоль африканского побережья[19].

Бойня

27-28 ноября на расстоянии 50 км был замечен остров Ямайка, однако команда приняла его за остров Гаити, на котором в то время находилась французская колония Сан-Доминго[20][21]. «Зонг» пошёл дальше, держась курса на запад, оставив Ямайку позади. Ошибка обнаружилась, когда Ямайка была уже в 480 км с подветренной стороны[20].

К этому времени из-за переполнения, недоедания, несчастных случаев и болезней на судне уже умерли несколько матросов и приблизительно 62 африканских раба[22]. Джеймс Керсалл позднее заявил, что после обнаружения навигационной ошибки на судне осталось воды только на 4 дня, а Ямайка была уже в 10-13 днях плавания[23].

Если бы рабы умерли на берегу, то ливерпульские судовладельцы не получили бы страхового возмещения. Аналогично если бы рабы умерли «естественной смертью» (термин того времени), находясь в море, то страховку также бы не выплатили. Но если бы часть рабов выбросили за борт с целью спасти оставшуюся часть «груза», то имел бы место страховой случай согласно доводу общей аварии[24]. Страховые выплаты составили бы 30 фунтов за каждого раба[25].

29 ноября экипаж собрался, чтобы обсудить предложение о выброске части рабов за борт[26]. Джеймс Келсалл позднее заявлял, что сначала он высказал несогласие с планом, но вскоре моряки пришли к единодушному согласию[25][26]. 29 ноября 54 женщин и детей были выброшены через окна кают в море[27]. 1 декабря за борт были выброшены 42 раба мужского пола[20]. В течение нескольких последующих дней в море отправились ещё 36 рабов[20]. Ещё десять рабов выбросились сами, чтобы бросить вызов бесчеловечному поведению работорговцев[20]. Услышав крики жертв, бросаемых в море, один из рабов обратился с просьбой к команде, что все оставшиеся африканцы откажутся полностью от пищи и воды, чтобы не быть брошенными за борт[20]. Просьба была проигнорирована экипажем[28]. В отчёте суда королевской скамьи содержится информация, что один из рабов пытался вскарабкаться обратно на судно[29].

Впоследствии заявлялось, что рабы были выброшены за борт, поскольку на судне не было достаточного количества воды, чтобы сохранить жизни всем рабам в течение всего остатка плавания. Это заявление было оспорено, поскольку по прибытию на Ямайку 22 декабря на корабле оставалось 420 имперских галлонов (1900 л) воды[25]. В письменном показании под присягой, составленным Келсаллом, докладывалось, что 1 декабря, когда были убиты 42 раба, больше суток шли сильные дожди, благодаря чему было набрано 6 бочек воды — запас на 11 дней[25][30].

22 декабря «Зонг» прибыл на Ямайку в порт Блэк-Ривер. На борту судна находилось 208 рабов, меньше половины от общего числа, отправившихся из Африки[27]. Рабы были проданы по цене 36 фунтов за голову[4]. Законность захвата «Зонга» у голландцев была подтверждена судом ямайского вице-адмиралтейства. Судно было переименовано в Richard of Jamaica[4]. Люк Коллингвуд скончался спустя 3 дня по прибытии на Ямайку, и, следовательно, не мог давать показания на последующем судопроизводстве 1783 года[31].

Судебные процессы

Когда новости о бойне на «Зонге» достигли Англии, собственники судна потребовали страховой выплаты ввиду потери рабов. Страховщики ответили отказом, дело перешло в суд[32]. Бортовой журнал «Зонга» пропал до начала слушаний, а для судебного производства требовались все документальные свидетельства о резне. Страховщики заявили, что журнал был намеренно уничтожен, синдикат Грегсона отрицал это[33].

Почти все уцелевшие материалы подверглись сомнению. Два очевидца событий, давшие показания: Роберт Стаббс и Джеймс Келсалл — хотели очистить свои имена от позора. Возможно, что число убитых рабов, количество воды, оставшееся на судне и расстояние до Ямайки указаны неточно[34].

Первый суд

Судебный процесс начался после отказа страховщиков выплатить компенсацию собственникам «Зонга». Суд начался 6 марта 1783 года в Гидхолле (Лондон). Надзор над судом присяжных осуществлял Уильям Мюррей, граф Мэнсфилд, лорд-судья Англии и Уэльса[32]. До этого Мэнсфилд выступил судьёй на процессе Соммерсет против Стюарта в 1772 году, где поднимался вопрос о законности рабства в Англии[35].

Единственным свидетелем на первом суде был Роберт Стаббс, присяжные вынесли вердикт в пользу владельцев судна[36]. 19 марта 1783 года вольноотпущенник Олауда Эквиано рассказал активисту Гренвиллю Шарпу, выступавшему за отмену работорговли, о событиях происшедших на борту «Зонга»[37]. На следующий день Шарп обратился за юридической консультацией о возможности уголовного преследования экипажа судна за убийство[38].

Апелляция в Суд королевской скамьи

Страховщики подали апелляцию графу Мэнсфилду, чтобы отменить предыдущий вердикт и снова рассмотреть дело в суде[39]. Слушание проводилось в Суде королевской скамьи в Вестминстер-холле 21-22 мая 1783 года в присутствии Мэнсфилда и двух других судей королевской скамьи: Булера и Уилса[40]. Генеральный солиситор Джон Ли, как и ранее на суде в Гидхолле, выступил от лица собственников судна[41]. Роль секретаря выполнял Гренвиль Шарп, он вёл письменную запись процесса[42].

Подводя итог вердикта, вынесенного на первом судебном процессе, Мэнсфилд объявил, что у жюри:

Нет сомнений (хотя это сначала и шокирует) что дело о рабах равносильно делу о лошадях, выброшенных за борт…Вопрос состоял в том была ли абсолютная необходимость выбрасывать их за борт для того чтобы сохранить остаток груза и мнение жюри состояло в том …

— [43][44]

Единственным свидетелем бойни на «Зонге», появившимся в Вестминстер-холле, был Роберт Стаббс, хотя у судей было и письменное заявление Джеймса Келсалла[45]. Стаббс заявил, что существовала «абсолютная необходимость выбрасывания негров за борт», поскольку экипаж опасался, что все рабы перемрут, если часть их не выкинуть в море[46]. Страховщики «Зонга» привели аргумент, что Коллингвуд сделал «просчёт и ошибку», проплыв мимо Ямайки, и, поскольку рабы были убиты, то их собственники могут требовать компенсацию[46]. Они предположили, что Коллингвуд пошёл на убийство, поскольку не желал совершить первое плавание, находясь на посту капитана невольничьего судна, так как это было невыгодно[47]. На это Джон Ли ответил, что невольники «погибли только как погиб груз товаров» и были выброшены за борт для блага судна[48]. Юристы страховщиков ответили что аргумент Ли никак не может оправдать гибель невинных людей и что действия экипажа «Зонга» были ничем иным как убийством[48]. По утверждению Джеймса Валвина возможно, что Гренвиль Шарп прямо повлиял на стратегию, применённую командой адвокатов страховщиков[48]. На слушании дела открылось, что во время серий убийств шли сильные дожди. Это обстоятельство побудило Мэнсфилда назначить новый суд, поскольку убийство невольников не могло быть оправдано необходимостью спасения судна и остатка его «груза» из рабов ввиду наличия дождей при нехватке воды. Один из присутствующих судей также заявил, что доказательство, которое они услышали, аннулирует выводы жюри на первом суде, которому рассказали что нехватка воды, возникшая в результате плохого состояния судна, была вызвана непредвиденными условиями плавания, а не ошибками, совершёнными капитаном. Мэнсфилд высказал заключение, что страховщики не могут нести ответственность за потери, вызванные ошибками, совершёнными экипажем «Зонга».

Неизвестно, был ли последующий суд. Несмотря на усилия Шарпа, никто не подвергся преследованию за убийство рабов. Последующие условия, внесённые в акты о торговле невольниками 1788 и 1804 годов ограничили сферу действия страховщиков в договорах страхования невольничьего груза, признав утратившими законную силу фразы, обещавшие выплату страховки в случаях «всех прочих опасностей, потерь и несчастий». Похожая фраза в страховом договоре «Зонга» была освещена в Суде королевской скамьи представителями владельцев судна. Краткое изложение апелляции было опубликовано в судебных докладах подготовленных на основе заметок Сильвестра Дугласа, барона Гленберви и других из манускриптов того времени и также публиковалось в отчёте дела «Грегсон против Джилберта» (Gregson v Gilbert (1783) 3 Doug. KB 232).

Джереми Криклер считал, что Мэнсфилд хотел, чтобы коммерческий закон по-прежнему способствовал британской морской торговле, и как следствие поощрял принцип «общей аварии» даже если речь шла об убийстве людей. Согласно этому принципу, капитан, выбросивший за борт часть груза чтобы спасти оставшуюся часть, мог потребовать возмещения своих потерь у страховщиков. Решение в пользу страховщиков сильно подорвало эту идею. Разоблачение факта, что до убийства шли сильные дожди, вынудило Мэнсфилда начать повторное разбирательство, в то же время он не подверг сомнению принцип «общей аварии». Он подчеркнул, что резня юридически оправдана и требование владельцев судна о страховой выплате имеет силу, поскольку нехватка воды не вызвана ошибками, совершёнными капитаном, однако он вынес решение в пользу страховой копании. Криклер в своих комментариях утверждает, что Мэнсфилд проигнорировал решение своего предшественника Мэтью Хейла, что убийство невинных людей во имя самосохранения незаконно. Столетие спустя это решение сыграло важную роль при рассмотрении дела R v Dudley and Stephens, где рассматривалась законность актов убийства в море. Мэнсфилд также проигнорировал другой юридический принцип: что требование о страховой выплате не может иметь законную силу, если страховой случай наступил в результате незаконных действий.

Влияние на аболиционистское движение

Гренвиль Шарп начал кампанию для привлечения внимания к резне, посылая письма в газеты, лордам Адмиралтейства и премьер-министру Уильяму Кавендишу-Бентинку, герцогу Портлендскому. Ни премьер, ни адмиралтейство не послали ему ответа. Первый суд по делу «Зонга» нашёл отражение только в единственной лондонской газете. До 1787 года в печати появлялось очень мало информации о резне. Первый публичный отчёт о резне появился только в газетной статье в марте 1783 года, спустя почти 18 месяцев после резни.

Несмотря на эти неудачи, усилия Шарпа возымели некоторый успех. В апреле 1783 года он послал отчёт о бойне на «Зонге» квакеру Уильяму Дилвину, искавшему доказательства, угрожающие работорговле. На ежегодном лондонском митинге квакеров было принято решение начать кампанию против рабства. В июле 1783 года парламенту была представлена петиция, подписанная 273 квакерами. Шарп также посылал письма англиканским епископам, священнослужителям и симпатизирующим делу аболиционизма.

Первоначальное воздействие бойни на «Зонге» на общественное мнение было очень ограниченным, что, согласно заметкам историка аболиционизма Сеймура Дречера, стало вызовом для ранних аболиционистов. Но благодаря усилиям Шарпа тема бойни на «Зонге» стала важной темой аболиционистской литературы. Бойню обсуждали такие деятели аболиционистского движения как Томас Клерксон, Оттоба Кугоано, Джеймс Рэмси и Джон Ньютон. В этих отчётах часто опускались имя капитана и название судна, что, по словам Сривидьи Сваминатхана, создало картину преступления, которое могло произойти на любом корабле, идущему по Среднему маршруту. Убийства на борту «Зонга» стали ярким примером ужасов работорговли, что способствовало росту аболиционистского движения в Британии, которое в конце 1780-х годов резко увеличило масштаб и влияние. Описания бойни на «Зонге» продолжали появляться в аболиционистской литературе XIX века. В 1839 году Томас Кларксон опубликовал работу History of the Rise, Progress, and Accomplishment of the Abolition of the African Slave Trade, в которую был включён отчёт о бойне на «Зонге». Книга Кларксона оказала большое влияние на художника Уильяма Тернера, выставившего картину «Невольничий корабль» на летней выставке Королевской академии 1840 года. Картина отображает корабль, с которого брошены в море скованные невольники, которых пожирают акулы. На появление некоторых деталей картины, таких как кандалы на невольниках повлияли иллюстрации книги Кларксона. Картина появилась в важный момент для движения за отмену рабства во всём мире. Выставка Королевской академии была открыта всего за месяц до первой всемирной конвенции по отмене рабства, прошедшей в Лондоне. Картиной восхищались её собственники и критик Джон Рёскин. Критик Маркус Вуд описал картину как одну из немногих великих правдивых отображений африканской работорговли в искусстве Запада.

Память

  • В 2007 году на Блэк-ривер (Ямайка) у места, где причалил «Зонг», был установлен мемориальный камень.
  • Парусный корабль, изображающий «Зонг» (стоивший 300 тыс. фунтов) был пришвартован у Тауэрского моста в марте 2007 года в ознаменование 200-летнего юбилея принятия Акта об отмене рабства 1807 года. На корабле помещены отображения резни на «Зонге» и работорговли. Рядом с парусником стоял фрегат Королевского флота «Нортумберленд», на котором была устроена выставка, посвящённая участию Королевского флота в подавлении работорговли после 1807 года.

В культуре

В литературе

Бойня на «Зонге» послужила источником вдохновения для создания нескольких литературных произведений:

  • Роман Фреда Д’Агюяра «Feeding the Ghosts» (1997) повествует об истории раба-африканца, выжившего после того, как его выбросили за борт «Зонга».
  • Пьеса Маргарет Бэсби An African Cargo, поставленная театральной компанией Nitro на сцене Greenwich Theatre в 2007 году описывает события бойни и суда 1783 года.
  • Книга стихов канадского поэта М.Нурбе Филиппа Zong! (2008) основана на событиях вокруг резни, в качестве источника использован отчёт о слушании дела в суде королевской скамьи.

В кино

  • Первая серия британского телесериала «Закон Гарроу» (2009) основана на событиях резни. Историк Уильям Гарроу не принимал участие в деле и так как капитан «Зонга» умер вскоре после прибытия на Ямайку, его появление на суде по обвинению в мошенничестве также является вымыслом.
  • В британском фильме 2013-го года «Белль», повествующем о жизни мулатки Дайду Элизабет Белль (1761—1804), история о бойне на «Зонге» и последующее судебное разбирательство фигурируют как второстепенная сюжетная линия.

Напишите отзыв о статье "Бойня на «Зонге»"

Комментарии

  1. ↑ Точное количество убитых на «Зонге» неизвестно. По словам первого помощника капитана Джеймса Келсолла (англ. James Kelsall), «общее число утопленных составило не более 142»[2].

Примечания

  1. ↑ Burroughs, 2010, p. 106.
  2. ↑ Lewis, 2007, p. 364: «the outside number of drowned amounted to 142 in the whole».
  3. ↑ Webster, 2007, p. 287.
  4. ↑ 1 2 3 Lewis, 2007, p. 365.
  5. ↑ Lewis, 2007, p. 359.
  6. ↑ Lewis, 2007, p. 360.
  7. ↑ Walvin, 2011, p. 217.
  8. ↑ 1 2 Lewis, 2007, p. 358.
  9. ↑ Walvin, 2011, p. 57.
  10. ↑ Lewis, 2007, p. 358, 360.
  11. ↑ Krikler, 2007, p. 31.
  12. ↑ Krikler, 2012, p. 409.
  13. ↑ Walvin, 2007, p. 52.
  14. ↑ Lewis, 2007, p. 359-360.
  15. ↑ Walvin, 2011, p. 82-83.
  16. ↑ Krikler, 2012, p. 411.
  17. ↑ Walvin, 2011, p. 45-48.
  18. ↑ Walvin, 2011, p. 69.
  19. ↑ Lewis, 2007, p. 361.
  20. ↑ 1 2 3 4 5 6 Lewis, 2007, p. 363.
  21. ↑ Walvin, 2011, p. 92.
  22. ↑ Walvin, 2011, p. 89, 97.
  23. ↑ Oldham, 2007, p. 299.
  24. ↑ Webster, 2007, p. 291.
  25. ↑ 1 2 3 4 Weisbord, 1969, p. 562.
  26. ↑ 1 2 Walvin, 2011, p. 97.
  27. ↑ 1 2 Lewis, 2007, p. 364.
  28. ↑ Walvin, 2011, p. 98, 157-158.
  29. ↑ Rupprecht, 2008, p. 268.
  30. ↑ Lewis, 2007, p. 366.
  31. ↑ Webster, 2007, p. 288.
  32. ↑ 1 2 Walvin, 2011, p. 102-103.
  33. ↑ Walvin, 2011, p. 85-87, 140-141.
  34. ↑ Walvin, 2011, p. 95.
  35. ↑ Krikler, 2007, p. 39.
  36. ↑ Walvin, 2011, p. 103, 139, 142.
  37. ↑ Lovejoy, 2006, p. 337, 344.
  38. ↑ Walvin, 2011, p. 164.
  39. ↑ Lewis, 2007, p. 365-366.
  40. ↑ Walvin, 2011, p. 138.
  41. ↑ Weisbord, 1969, p. 563.
  42. ↑ Walvin, 2011, p. 139.
  43. ↑ Walvin, 2011, p. 153.
  44. ↑ Krikler, 2007, p. 36.
  45. ↑ Walvin, 2011, p. 144, 155.
  46. ↑ 1 2 Walvin, 2011, p. 144.
  47. ↑ Walvin, 2011, p. 144-145.
  48. ↑ 1 2 3 Walvin, 2011, p. 146.
  49. ↑ Burroughs 2010, p. 106.

Литература

  • Boime, Albert. Turner’s Slave Ship: The Victims of Empire // Turner Studies. — 2010. — Vol. 10, № 1. — P. 34—43.</span>
  • Burroughs, Robert. Eyes on the Prize: Journeys in Slave Ships Taken as Prizes by the Royal Navy // Slavery & Abolition. — 2010. — Vol. 31, № 1. — P. 99—115. — DOI:10.1080/01440390903481688.</span>
  • Drescher, Seymour. The Shocking Birth of British Abolitionism // Slavery & Abolition. — 2012. — Vol. 33, № 4. — P. 571—593. — DOI:10.1080/0144039X.2011.644070.</span>
  • Krikler, Jeremy. The Zong and the Lord Chief Justice // History Workshop Journal. — 2007. — Vol. 64, № 1. — P. 29—47. — DOI:10.1093/hwj/dbm035.</span>
  • Krikler, Jeremy. A Chain of Murder in the Slave Trade: A Wider Context of the Zong Massacre // International Review of Social History. — 2012. — Vol. 57, № 3. — P. 393—415. — DOI:10.1017/S0020859012000491.</span>
  • Lewis, Andrew. Martin Dockray and the Zong: A Tribute in the Form of a Chronology // Journal of Legal History. — 2007. — Vol. 28, № 3. — P. 357—370. — DOI:10.1080/01440360701698551.</span>
  • Lovejoy, P. E. Autobiography and Memory: Gustavus Vassa, alias Olaudah Equiano, the African // Slavery & Abolition. — 2006. — Vol. 27, № 3. — P. 317—347. — DOI:10.1080/01440390601014302.</span>
  • Oldham, James. Insurance Litigation Involving the Zong and Other British Slave Ships, 1780–1807 // Journal of Legal History. — 2007. — Vol. 28, № 3. — P. 299—318. — DOI:10.1080/01440360701698437.</span>
  • Rupprecht, Anita. ‘A Very Uncommon Case’: Representations of the Zong and the British Campaign to Abolish the Slave Trade // Journal of Legal History. — 2007. — Vol. 28, № 3. — P. 329—346. — DOI:10.1080/01440360701698494.</span>
  • Rupprecht, Anita. Excessive Memories: Slavery, Insurance and Resistance // History Workshop Journal. — 2007. — Vol. 64, № 1. — P. 6—28. — DOI:10.1093/hwj/dbm033.</span>
  • Rupprecht, Anita. ‘A Limited Sort of Property’: History, Memory and the Slave Ship Zong // Slavery & Abolition. — 2008. — Vol. 29, № 2. — P. 265—277. — DOI:10.1080/01440390802027913.</span>
  • Swaminathan, Srividhya. Reporting Atrocities: A Comparison of the Zong and the Trial of Captain John Kimber // Slavery & Abolition. — 2010. — Vol. 31, № 4. — P. 483—499. — DOI:10.1080/0144039X.2010.521336.</span>
  • Walvin, James. The Zong: A Massacre, the Law and the End of Slavery. — New Haven & London : Yale University Press, 2011. — ISBN 978-0-300-12555-9.</span>
  • Webster, Jane. The Zong in the Context of the Eighteenth-Century Slave Trade // Journal of Legal History. — 2007. — Vol. 28, № 3. — P. 285—298. — DOI:10.1080/01440360701698403.</span>
  • Weisbord, Robert. The case of the slave-ship Zong, 1783 // History Today. — August 1969. — Vol. 19, № 8. — P. 561—567.</span>
  • Wood, Marcus. Blind Memory: Visual Representations of Slavery in England and America, 1780–1865. — Manchester : Manchester University Press, 2000. — ISBN 978-0-7190-5446-4.</span>

См. также

  • [books.google.co.uk/books?id=-2kDAAAAQAAJ&pg=PA232&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Gregson v. Gilbert] // Reports of Cases Argued and Determined in the Court of King’s Bench / Henry Roscoe (ed.). — L., 1831. — P. 232—235.</span>
  • Baucom, Ian. Specters of the Atlantic: Finance Capital, Slavery, and the Philosophy of History. — Durham : Duke University Press, 2005. — ISBN 0-8223-3558-1.</span>
  • Hoare, Prince. [books.google.co.uk/books?id=PrUEAAAAIAAJ&pg=PA236&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Memoirs of Granville Sharp, Esq.]. — L. : Henry Colburn & Co, 1820.</span>

Ссылки

  • Горчаков, Ростислав. [www.index.org.ru/journal/27/gor27.html Долгое плавание брига «Зонг»] // Индекс. — 2007. — № 27.</span>
  • [jamaica-gleaner.com/gleaner/20070701/arts/arts5.html Abolition Watch: Massacre on the ‘Zong’ – outrage against humanity]. Jamaica Gleaner (1 июля 2007). Проверено 24 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrR8GdOC Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
  • [yourarchives.nationalarchives.gov.uk/index.php?title=Zong_Massacre_%28case_of_Grayson_v_Gilbert_1783%29 Zong Massacre (case of Grayson v Gilbert 1783)]. Your Archives. Проверено 23 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gqtzl8Qp Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Walvin, 2007
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Бойня на «Зонге»

– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Бойня_на_«Зонге»&oldid=80898903»