Бой, Томас

Томас Бой
Общая информация
Полное имя	Томас Хуан Бой Эспиноса
Родился	28 июня 1952(1952-06-28) (71 год) Мехико, Мексика
Гражданство	Мексика
Рост	180 см
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	Крус Асуль
Должность	главный тренер
Карьера
Клубная карьера*
1971—1974	Атлетико Эспаньол	? (10)
1974—1975	Атлетико Потосино	? (6)
1975—1988	УАНЛ Тигрес	413 (98)
1988	Сан-Хосе Эртквейкс	? (?)
Национальная сборная**
1983—1986	Мексика	52 (9)
Тренерская карьера
1988	Сан-Хосе Эртквейкс
1989—1990	Тампико Мадеро
1991—1993	Керетаро
1995—1996	Веракрус
1996—1997	Монаркас Морелия
1997—1998	Монтеррей
1998—2000	Монаркас Морелия
2002	Пуэбла
2004	Веракрус
2007	Атлас
2009—2012	Монаркас Морелия
2012—2013	Атлас
2014—2015	Атлас
2015—н.в.	Крус Асуль
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Томас Хуан Бой Эспиноса (исп. Tomás Juan Boy Espinoza; родился 28 июня 1952 года в Мехико, Мексика) — бывший мексиканский футболист, полузащитник известный по выступлениям за клубы УАНЛ Тигрес и сборной Мексики. Участник Чемпионата мира 1986 года. С 1988 года работает тренером. В настоящее время тренирует «Крус Асуль».

Клубная карьера

Бой начал карьеру выступая за клубы низших дивизионов «Атлетико Эспаньол» и «Атлетико Потосино». В 1975 году он перешёл в УАНЛ Тигрес. 2 марта 1976 года в матче против «Америки» он дебютировал в мексиканской Примере. 27 декабря в поединке против «Гвадалахары» Томас забил свой первый гол за клуб. В сезоне 1976/1977 он выиграл свой первый чемпионский титул. В 1981 году Бой получил травму и пропустил первую часть сезона, но после возвращения показал уверенную игру и помог клубу выиграть чемпионат. В 1988 году Томас покинул команду, за «тигров» он сыграл 413 матчей в Примере и забил 98 мячей.

В том же году Бой переехал в США, где заключил соглашение с «Сан-Хосе Эртквейкс», в котором завершил свою карьеру по окончании сезона.

Международная карьера

6 января 1979 года в товарищеском матче против сборной СССР Бой дебютировал за сборную Мексики. 25 августа 1984 года в матче против сборной Венгрии он забил свой первый гол за национальную команду.

В 1986 году Томас попал в заявку сборной на участие в домашнем Чемпионате мира. На турнире он сыграл в поединках против сборных Болгарии, Ирака, Парагвая, Бельгии и ФРГ.

Голы за сборную Мексики

#	Дата	Место	Противник	Счёт	Соревнование
01.	25 августа 1984	Ференц Пушкаш, Будапешт, Венгрия	Венгрия	0:2	Товарищеский матч
02.	9 октября 1984	Мемориал Колизей, Лос-Анджелес, США	Колумбия	1:0	Товарищеский матч
03.	5 февраля 1985	Коррегидора, Керетаро, Мексика	Польша	5:0	Товарищеский матч
04.	27 августа 1985	Мемориал Колизей, Лос-Анджелес, США	Болгария	1:1	Товарищеский матч
05.	22 октября 1985	Шарджа, Шарджа, ОАЭ	ОАЭ	2:2	Товарищеский матч
06.	14 ноября 1985	Мемориал Колизей, Лос-Анджелес, США	Аргентина	1:1	Товарищеский матч
07.	7 декабря 1985	Ацтека, Мехико, Мексика	Алжир	2:0	Кубок Мексики 1985
08.	10 декабря 1985	Толука-де-Лердо, Мексика	Республика Корея	2:1	Кубок Мексики 1985
09.	14 декабря 1985	Санта-Ана, США	Венгрия	2:0	Кубок Мексики 1985

Достижения

Командные

УАНЛ Тигрес

• 1 Чемпионат Мексики по футболу — 1976/1977
• 1 Чемпионат Мексики по футболу — 1981/1982

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/tomas-boy-espinoza/105458 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.national-football-teams.com/player/17196.html Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)

</div>

Отрывок, характеризующий Бой, Томас

– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.